Пузырёк воздуха в кипящем котле

Дача досталась мужу по наследству от отца и, чтобы рассчитаться со старшим братом, у которого дача была, но на наследство он тоже претендовал, они выложили последние сбережения и даже немного одолжили. Дача была старая, запущенная, с деревянным, хилым, двухэтажным домиком, с заросшим бурьяном стандартным участком, по которому торчали искривленные убогие яблоньки и выродившиеся кусты не плодоносящей черной смородины. С отцом, жинившимся вторично, муж не очень-то ладил, но когда отец вторично овдовел, все-таки навещал его и привозил продукты. Кира же на этой даче не была ни разу.

Первый раз она приехала туда осенью. День был холодный и ясный, на соседних дачах жгли траву, пахло свежестью и дымом. В домике было страшно запущено, повсюду валялись старая одежда и изношенная обувь, а в закопченном кухонном сервантике громоздились пожелтевшие тарелки с такой застарелой въевшейся грязью, что отмыть их было уже невозможно. Но мысль, что все это уже принадлежит ей, придавала ее чувствам совсем другой оттенок. Кира вышла на крыльцо и опять вдохнула сырой, свежий воздух осени и запах близкой, не упакованной в асфальт земли. И ей вдруг стало так хорошо на этом крошечном пространстве, как не было уже давно. Словно и ветер, и запахи, и небо над головой, и птицы, пролетавшие мимо, в этом особом месте были ее и только ее.

Короче, подсела она на эту дачу… Каждую субботу, каждую свободную минуту рвалась только туда. Тем более, от города она была недалеко. Она вымыла и выскребла домик, безжалостно вывезла на маленькой тележке хлам чужой, прожитой жизни – все это тряпье, склянки из-под лекарств, старый радиоприемник, треснувшие елочные игрушки… Сама оклеила стены недорогими обоями, повесила на окнах новые, кокетливые занавески, нашила из лоскутков одеял, покрывал, навязала половичков и, после мучительной борьбы с лопатой и неподатливой, запущенной землей даже как-то привела в порядок участок. Весной она заставила рассадой все подоконники и накупила книг из серии «Ваш огород». Все мысли ее теперь были заполнены дачей, что прибить, что доделать, что достроить, приятным таким мечтам, сладким, почти как в детстве. И вот как-то утром, когда она собиралась на дачу и одновременно предавалась мечтам, опять позвонила Комякова.

- Привет, - сказала Комякова.

- Привет, - сказала Кира.

- Надо жить, а следовательно надо есть, - сказала Комякова.

- Да неужели? – сказала Кира.

- У всех этих мерзавцев, с которыми я работала, деньги были на первом месте, - сказала Комякова, великодушно не обращая внимания на Кирин прикол.

У тебя-то они тоже были, – подумала Кира.

- Есть идея, - сказала Комякова. – Человек нужен. Одна я не справлюсь.

Только не я! – подумала Кира, а сама сказала:

- А что?

- Приезжай, - сказала Комякова. – Обсудим.

И Кира, вместо того, чтобы отвезти на дачу очередную порцию рассады, посадить крочешный лук-севок и вообще отдохнуть душой, проклиная все на свете, а главное – себя, поехала к Комяковой.

Комякова была полна энергии. В джинсах, обтягивающих ее уже заметно распустившийся животик, она носилась по прихожей, заваленной какими-то тюками. На ходу бросив Кире:

- Бутерброды взяла?

- Какие бутерброды? – удивилась Кира.

- Ладно, - сказала Комякова. – На месте что-нибудь купим. (Судя по всему «обсуждать» что-то с Кирой она и не собиралась.)

Зазвонил телефон.

- Это такси! – сказала Комякова. – Что-то дотянем. Остальное буду подвозить. Ну, понесли!