Пыль

Она говорила о нашем отделе так, как будто он не состоял из двух всего человек. Причем когда она станет говорить с директором, которого у нас называли Самсоном ( не за силу или героизм, а потому что он носил парик и это делало его похожим на фигуру из фонтана в Петергофе, правда похожим только прической), то станет просить у директора зарплату только на сотрудников отдела. То бишь только для меня.

– Так что я, конечно, потребую! – добавила она ещё раз.

Мне стало на душе невероятно хорошо. И хорошо стало не потому, что меня не уволили, а даже вроде как отправили в отпуск за счет конторы, но главное из-за моей начальницы: такой нелепой и такой удивительно хорошей.

– Спасибо тебе, Анечка! – сказал я невероятно пафосно. И она, кажется, испугалась.

– Артём, у тебя все хорошо?

– Да, Анечка, все хорошо.

– Ты не волнуйся насчет зарплаты! Я непременно буду настаивать, чтобы всё…

– Конечно не волнуюсь, Анечка! Спасибо.

Я сам нажал отбой, потому что продолжать разговор было уже бессмысленно – мы бы по сто раз повторяли бы одно и то же.

– Анечка? – Аня – Ася смотрела на меня гневно прищурюсь. – ненавижу это имя.

“Странная она, всё-таки.” – подумалось мне. А еще подумалось про то что теперь мне совершенно некуда торопиться, что я могу спокойно пройтись по району своего детства, найти круглосуточный магазин и купить молока да булку с повидлом.

– Молока хочу. – бросил я Ане – Асе и с трудом оторвался от бетонной тумбы, на которой сидел.

– Сейчас надою, – она стала изображать, что сцеживает молоко у себя из груди.

– Тьфу гадость.

Это я без злости сказал, на ходу, но она, кажется, покраснела. Покраснела, но промолчала и шла рядом со мной сердито посвистывая носом.

Надо было как-то начать разговор. Надо было рассказать ей, что с ней произошло сегодня ночью, чем ей это грозит и вообще. И вообще мы с ней теперь друзья по несчастью. По такому несчастью, про которое и не расскажешь никому – не поверят. Но я не хотел её в товарищи. Не потому, что она маленькая девочка и помощи от неё ждать не стоит, да и неблагородно это как-то – рассчитывать на маленьких девочек и принимать от них помощь. А потому что не был уверен, что сам смогу ей помочь, когда понадобиться. Подлая это была, конечно, позиция, но я бы предпочел, чтобы мы поговорили о кино или книгах, съели бы по булке и никогда бы больше не возвращались бы в мир который состоит из пыли и по которому ходят мёртвые. А если уж у меня появиться напарник, то пусть это будет кто-то вроде Ван Хельсинга или Бэтмена. Пусть он поступит, как положено крутому герою, а я буду таскать за ним пулемёт и клюшки для гольфа – мне не зазорно. Я героем быть не хочу, я молока хочу и булку с повидлом.

– Я родакам сказала, что к Алёнке ушла ночевать, а она дура, меня сдала с потрохами. Потом мои Игорю позвонили и с его родителями поговорили. А они же тоже не знали, что я его бросила, в общем, жуть....

Вкусная была булка, а Аня – Ася не хотела ни булки, ни молока, а хотела она рассказывать про своего Игоря и не своего Виталика, про родителей, про институт, про одежду. Её жизнь была многообразна и богата- она любила и не любила столько всего, что я и запомнить был не силах, а она еще и разделяла: "это люблю сильно", "чуть меньше", "люблю по выходным", "ненавижу всегда".

– Так-то она нормальная, но иногда – жуть.

А моя жизнь колебалась между мёртвыми и булкой с молоком. Между тем чего я хотел и тем, что меня могло убить – вот так незамысловато.

Впрочем, были еще вещи, которые я не любил, но и вреда от них сильного не было, а была только лишь необходимость.

– Что случилось перед тем, как ты провалилась?

– Провалилась куда?

Ей, мне кажется, стоило бы пересмотреть приоритеты: она трещала не переставая, как бы забыв о том, что произошло ночью.

– Блин, я не проваливалась, я отключилась. Виталик, когда я послала Игоря, оказывается меня караулил… Ты представляешь, он следил, оказывается за мной, пароль от моего аккаунта в Вконтакте как-то узнал вообще… Короче, я вышла от Игоря, а он у подъезда ждал и к себе затащил, типа как друг, а потом достал этот абсент.... Ну, как бы успокаивал, а дальше лапать начал и я ему врезала и пошла. Он меня в подъезде догнал и начал: "Я пошутил. Да, ничего особенного". А дальше ударил меня урод…, и я в обморок грохнулась. Даже не от боли, а от обиды скорее…

Она продолжала говорить, но в общих чертах, картина у меня сложилась. И картина эта была безрадостная: судя по всему, проблемы у этой девочки продолжатся и, наверное, приобретут хронический характер, а значит шанс того, что она опять окажется за подкладкой более чем вероятны.

– Позвони родителям, пожалуйста. – сказал я голосом самым доброжелательным.

Она посмотрела на меня с удивлением. Видимо я переборщил с доброжелательностью.

– Что, у тебя дочка такая же и ты тоже за нее волнуешься?

Язвительная девочка. Шансы на ее повторное путешествие в пыль казались мне теперь почти стопроцентными.

– Окей. Давай с тобой поступим следующим образом: ты позвонишь родителям и скажешь, что с тобой всё в порядке, а я отвечу на твои вопросы.