— Чего? Каких ещё богов? — Таринор подумал, что если бы он ел в этот момент, то обязательно поперхнулся. Ему вспомнился ночной разговор.
— Раз я начинаю новую жизнь, мне нужен кто-то, кто будет вести меня, указывать путь. Уларун на поверхности не властен над судьбами своих детей. Теперь мне нужен новый, как вы говорите, путеводный огонь.
— Не говорим мы так, — неуверенно проговорил Таринор. — Слушай, а это обязательно? У меня вот нет никаких покровителей, я сам по себе. И, знаешь ли, прекрасно себя чувствую.
— Это не так, — эльф неожиданно посмотрел на наёмника из-под капюшона. — Если ты не знаешь о нём, это не значит, что его нет. Ты можешь не видеть дороги, по которой идёшь, но ты всё равно будешь идти по ней. И ты обязательно оступишься, если будешь продолжать не замечать её.
— Если я не вижу дорогу, это значит, что наступила ночь и мне стоит найти ночлег, — рассмеялся Таринор. — Может быть, это потому, что у вас там не видно дорог.
— Я уверен, что ты меня понял, — холодно ответил эльф.
— Ладно, не обижайся. И кто же должен дать тебе знак? Как он должен выглядеть?
— Я не знаю. Но когда я увижу его, я точно пойму. Это может быть дикий зверь, видение или упавшая звезда. Когда-то давно, когда народ эльфов был единым, у него было множество богов, но мы теперь чтим лишь нескольких из них. Уларун, защитник и покровитель
— Сели… Чего? — переспросил Таринор.
— Некогда она носила имя Селимэ — сестра Аларо. Она не последовала за ним в Бездну после изгнания, когда он стал Уларуном, но сохранила сестринскую любовь к нему, несмотря на запрет Иллании и Элеадара, их родителей, старших эльфийских богов. За это её нарекли Селименора, Селимэ ночная. Из всех
— Ну, теперь всё понятно, — сказал Таринор, сдерживая улыбку.
— Что ты имеешь в виду?
— То, что ты сам выбрал себе покровителя. Вот как это будет. Наступает ночь, от избытка свежего воздуха тебе кажется, что луна подмигивает тебе, и ты считаешь это знаком. Потом ты одеваешься в серый балахон и поёшь гимны во славу среброокой и луноликой, или как там её.
— Если Селименора сочтёт нужным подать мне знак, так тому и быть, — раздражённо ответил эльф. — И не стоит тебе так пренебрежительно отзываться о богах, Таринор. Кара за насмешки может быть очень жестокой.
— Да? И что же мне грозит.
— Тебе — не знаю. Но вот, что произошло с братом моей матери. Для
— И что с ним стало? Заболел и умер? Несчастный случай?
— Не думаю, что произошедшее с ним было несчастным случаем. Мне рассказали так. На следующий день во время семейной трапезы он вдруг замер, посинел и схватился за шею. Все решили, что он подавился, ринулись на помощь, но замерли, как вкопанные: у него изо рта вылез паук. Потом пауки полезли из ушей, глаз и носа. Их становилось всё больше, они покрыли всё его тело, пожирая его заживо, пока, наконец, от него не осталась только одежда. Только тогда они исчезли, словно их и не было. И то были не простые пауки: на их чёрных брюшках сияли четыре красные точки.
— Да уж, жутковатая история, — проговорил Таринор. — Но не думай, что я вот так сразу уверую в ваших богов. На верность Уларуну я не присягал, значит мне ничего не грозит. Верно?
— Попробуй оскорбить его. Если из ушей не полезут пауки, значит не грозит. — с улыбкой ответил Драм.
— От твоего подземного юмора мне не по себе.
Эльф рассмеялся.
— На поверхности ведь тоже есть свои боги? Наверняка у людей их не меньше, — сказал Драм, ещё раз взглянув на небо.
— Ага. Иногда мне кажется, что их даже больше, чем следовало бы. И ни один из них не сделал мне ничего хорошего. Плохого, в общем-то, тоже. У меня с ними, так сказать, нейтралитет. Я не трогаю их, они — меня. И все довольны.
— Мне этого не понять. С самого детства и все эти годы меня учили, что всё в мире подчиняется богам, поэтому…
— А меня некому было этому учить. Так что я научил себя, что сам выбираю дорогу и смотрю под ноги, чтобы не оступиться. Такова моя, если угодно, жизненная философия, — нарочито высокопарно произнёс наёмник.
— Мы из разных миров, Таринор, — пожал плечами эльф после недолгого молчания. — Однако боги влияют на всех, хотим мы этого или нет. И это —