Пылающий берег

Но более заметными были другие перемены: растущая уверенность и выдержка, осознание собственной силы и способностей, которые она только теперь начинала применять в полной мере. Анна и раньше знала, что Сантен прирожденная подражательница. Она не раз слышала, как та свободно переходит с южного акцента конюха Жака на валлонский горничных, а затем на интеллектуальный парижский выговор ее учителя музыки, но только теперь поняла, что у девочки исключительные способности к языкам, которые никогда еще не подвергались испытанию. Сантен уже так бойко говорила по-английски, что могла отличать австралийский акцент от южно-африканского и от чистого оксфордского и подражать им с поразительной точностью. Когда она приветствовала своих австралийцев, изящно произнося с австралийским акцентом «Добрый день», они буквально завывали от восторга.

Анна знала, что у Сантен был свой подход к цифрам и деньгам. Она взяла на себя ведение всех семейных счетов в первые месяцы войны, когда управляющий поместьем сбежал в Париж. Ее способность подсчитывать длинный столбец цифр, просто пробегая по нему ручкой вниз, без утомительного перенесения единиц и шевеления губами, Анна считала чем-то сверхъестественным.

Ныне Сантен демонстрировала ту же остроту ума. Она стала партнершей майора Райта за столиком для игры в бридж, и они составили грозную для соперников пару, а доля выигрышей Сантен ошеломляла Анну, которая на самом деле не одобряла азартных игр. Сантен вновь вкладывала эти деньги. Вместе с Джонатаном Баллантайном и доктором Стивенсом она организовала что-то вроде синдиката, и они сделались настоящими профессиональными игроками на ежедневных аукционах и пари, касавшихся скорости продвижения судна. К тому времени, когда пересекли экватор, Сантен добавила почти двести соверенов к тем припасенным луидорам, которые успела вынести из шато. Анна всегда знала, что Сантен много читает.

— Это вредно для глаз, — довольно часто замечала она, но никогда не предполагала той глубины знаний, которые Сантен почерпнула из своих книг, по крайней мере до тех пор, пока не услышала, как та демонстрирует их в беседах и дискуссиях. Она стояла на своем даже перед лицом таких серьезных спорщиков, как доктор Арчибальд Стюарт. И все же Анна заметила, что Сантен достаточно хитра, чтобы восстанавливать против себя слушателей хвастливой похвальбой своей учености, и обычно завершает спор на примиряющей ноте. Это позволяло жертве мужского пола отступить с всего лишь немного «взъерошенным» чувством собственного достоинства.

«Да, — довольно кивала Анна, глядя, как девушка расцветает и раскрывается подобно прекрасному цветку на тропическом солнце, — умница, совсем как ее мама».

Казалось, что у Сантен настоящая физическая потребность в тепле и солнечном свете. Она подставляла лицо солнцу каждый раз, когда выходила на палубу.

— О, Анна, я так ненавидела холод и дождь. Разве это солнце не чудесно?

— Ты становишься уродливо коричневой. Это так вульгарно.

А Сантен задумчиво изучала свои руки и ноги.

— Не коричневой, Анна, а золотой!

Из множества прочитанных книг и из расспросов окружающих Сантен, казалось, уже знала южное полушарие, в водах которого прокладывал себе дорогу их корабль. Она нередко будила Анну и брала ее на верхнюю палубу в качестве провожатой, когда вахтенный офицер показывал южные звезды. И несмотря на поздний час Анна бывала ослеплена великолепием этого неба, которое каждую ночь открывало себя все больше и больше перед их взорами.

— Смотри, Анна, вон наконец Ахернар! Это звезда Мишеля. Он говорил, что у нас у всех должна быть своя звезда, и выбрал одну для меня…

— Какая же она? Которая из них твоя звезда?

— Вот она! Самая яркая звезда Южного Креста. Между ней и звездой Мишеля нет ничего, кроме оси, на которой держится весь мир, — небесного Южного полюса. Он говорил, что мы вместе будем держать земную ось. Разве не романтично, Анна?

— Романтическая чепуха, — сопела Анна, втайне сожалея, что никогда мужчина не говорил ей таких слов.

А еще Анна заметила в своей подопечной талант, перед которым бледнели все остальные. Это способность заставлять мужчин слушать себя. Было удивительно и странно видеть, как, мужчины, вроде майора Райта и капитана «Протеа Касл», действительно молчали и внимательно слушали без той вызывающей бешенство снисходительной мужской усмешки, когда Сантен говорила о чем-то серьезном.

«Она всего лишь ребенок, — удивлялась Анна, — и тем не менее они обращаются с ней как с женщиной — нет-нет, даже больше того, они начинают относиться к ней как к равной.»

Это было поистине поразительно. Эти мужчины оказывают молоденькой девушке то уважение, ради которого тысячи других женщин во главе с Эммелиной Панкхерст и Анни Кении[102] жгли частную собственность, бросались под скаковых лошадей, устраивали голодовки и отбывали тюремное заключение по приговору суда. И до сих пор безуспешно.