Пылающий остров

Перелететь с планеты на планету нельзя когда угодно; надо сообразовываться с взаимным расположением планет. Земля и Марс раз в пятнадцать-семнадцать лет сближаются с расстояния в четыреста миллионов километров до пятидесяти миллионов. Вылетать с планет можно с определенными скоростями, находиться в пути — строго рассчитанное время. Расчет показывает, что марсиане могли прилететь на Землю в 1907 году во время малого противостояния, могли прилететь в 1909 году во время великого противостояния, но никак не могли прилететь в 1908 году.

Сторонники гипотезы о взрыве корабля огорчились, но не сдались. Они стали высчитывать, сколько времени нужно марсианам, чтобы слетать на Землю и вернуться на Марс. Оказалось, два года. Это очень длительный срок. Трудно прожить его в искусственных условиях! Но можно ли представить в космосе такие благоприятные условия, которые позволят уложиться подобной экспедиции в более короткий срок?

Оказалось, что можно. Если сначала воспользоваться противостоянием Марса и Венеры и перелететь на Венеру, а потом, дождавшись противостояния Венеры и Земли, выгодно перелететь с нее на Землю, и, наконец, если вслед за этим случится великое противостояние Земли и Марса, Земля «подвезет» марсиан к родной планете, и они вернутся домой. При таких условиях для экспедиции действительно потребуется много меньше времени, чем два года. Но подобные тройные совпадения бывают редко, очень редко. Однако были… в 1908 году!

Независимо от сторонников гипотезы, ее противник А. А. Штернфельд, делавший астронавигационные подсчеты, пришел к убеждению, что в 1908 году особенно выгодно было перелететь с Венеры на Землю. Указанное им время прилета корабля точно совпало с днем тунгусской катастрофы — 30 июня 1908 года, в 7 часов утра.

Что это? Совпадение? Случайность?

— Мы, материалисты, не верим в случайность, — так закончил свой рассказ Матросов. — Для нас, готовящих полет на Марс, очень важно знать, встретимся ли мы там с подобными нам существами.

Все время, пока Матросов говорил о своей любимой гипотезе, Марина с тем же восхищением смотрела на него, как смотрел на нее он в Брестской крепости при ее рассказе об аккумулировании энергии в магнитном поле сверхпроводников.

Когда Матросов закончил, она вздохнула и сказала:

— Все это так, но… большинство ученых на основании исследования Марса автоматическими межпланетными станциями, садившимися на него, считают, что жизни на нем нет. Как бы я хотела, чтобы они ошиблись.

— У нас есть возможность достать решающий аргумент.

— Какая? Что за аргумент?

— Радий-дельта, о котором писал покойный профессор Баков, радий-дельта, о котором знает твой профессор Кленов, радий-дельта, который так необходим тебе для твоего сверхаккумулятора.

Автомашина давно стояла на обочине шоссе, пластмассовый верх был откинут. В кювете трещали кузнечики, на лугу мычали коровы. Две маленькие девочки переходили шоссе с полной корзиной грибов.

Марина восторженно смотрела на Дмитрия.

— Очень может быть, — повторил он, — что неведомый тяжелый элемент, найденный профессором Баковым в тунгусской тайге, — это чудом уцелевший кусок невзорвавшегося радиоактивного топлива марсианского межпланетного корабля, единственный осколок никогда не падавшего на землю Тунгусского метеорита.

Глава IV

ГИЛЬОТИНА

Уже в вечер провала диссертации Марина очень изменилась. Она похудела, осунулась, старалась ни с кем не встречаться. Ее понимали и жалели. Но после возвращения из Бреста она преобразилась: расцвела, похорошела, ходила по институту с сияющими глазами, беспричинно улыбаясь. После работы сломя голову летела из института.

Всем, конечно, казалось естественным, что Марина скоро утешилась после провала диссертации. Ее товарищи понимали, что это было лишь формальным поражением. Ее диссертация заинтересовала ученых; десятки лабораторий по чьему-то расчетливому указанию занялись сверхпроводимостью. Все считали, что Марина радуется своим успехам в работе. Но никто не догадывался об истинной причине ее счастья. Никто, кроме Дмитрия.

Марина улыбнулась. Она вспомнила, что именно ради этих бетонных стен и экранов из свинца она перевела лабораторию в полуподвал.

Директор долго сопротивлялся, уверяя, что ему некуда деть механическую мастерскую. Тогда Марина согласилась, чтобы наиболее громоздкое оборудование мастерской — старый гидравлический пресс и большие ножницы для резки железа — осталось в лаборатории, лишь бы остальные станки перетащили в ее прежнее помещение.

И она настояла на своем. «Лаборатория М. С. Садовской» переехала в свою «Брестскую крепость» со сводчатым потолком.

Правда, зеркально-черные стены, золотистые полоски шин на белом мраморном щите, стекло и медь приборов мало вязались с неуклюжей «гильотиной», как прозвали лаборанты ножницы, но важнейшая для Марины работа началась.

Марина полюбила новую лабораторию. Вдоль стен под высоко расположенными окнами тянулись массивные столы с резиновыми змеями проводов. Подвижный свинцовый экран прикрывал проем в соседнее помещение с толстыми бетонными стенами.