Пылкая дикарка. Часть вторая

Вместо этого она принялась размышлять о своей сестре, вспоминая ее светлые, вьющиеся волосы, убранные в модную прическу, ее золотые завитушки, спадающие ей на лоб, ее бледного цвета кожу, голубые глаза, круглые, широко раскрытые, как у их общего отца. Ее глаза ей, Орелии, вероятно, передала ее таинственная мать, которая от нее отказалась. Нанетт с мадам Кроули тоже от нее отреклись, но их поведение можно было скорее понять, чем поступок матери…

Сердце Орелии мучительно сжалось. Если бы только Нанетт Кроули откликнулась на предложенную ей дружбу, если бы они могли стать сестрами, настоящими сестрами! Как она нуждалась в своей семье, и эта потребность отзывалась у нее в душе острой болью.

— Через несколько дней я либо приеду снова, либо дам о себе знать, — сказал им Мишель. — После разговора с мадам Кроули. — Он вышел, отказавшись от прохладительных напитков, но перед уходом взял руку Орелии в свою и долго, проникновенно ее сжимал.

— Им следовало бы с распростертыми объятиями принять такую девушку, как вы. Я бы именно так поступил на их месте! — сказал он с таким сожалением, с такой симпатией к ней, что она невольно покраснела.

— Он к вам испытывает нежность, — сказала мадам Дюкло, когда они поднимались по лестнице в свои номера.

— Ах, нет! — воскликнула Орелия, но краска, вызванная учащенным биением сердца, не сходила с ее щек.

Алекс всячески избегал комнату для азартных игр на пароходе, который, вспенивая воду, шел вверх по Миссисипи к Дональдонсвилю. Ему не нравилась карточная игра. Он разгуливал, стараясь избегать пассажиров, по палубе, пытаясь оценить всю серьезность последствий той истории, которую ему рассказала мать. Выходит, старая Мими и ее сын Оюма являются кровными родственниками семьи Роже?! Он слышал такие истории и прежде… но чтобы это коснулось и семьи его матери?

Старая Мими была нянькой его матери, а также занималась детской в Беллемонте, когда он со своими сестрами еще были маленькими. Он повсюду следовал за Оюмой, как подросший щенок. Он воспринимал их как нечто само собой разумеющееся, как воспринимал он присутствие рядом с собой других рабов на плантациях.

Но Мими с Оюмой были свободными цветными людьми. Таких, как они, был целый слой в Новом Орлеане, — купцы, ремесленники, рабочие. У них было свое общество, свои богатые и бедные, свои лидеры — в общем общество смешанных кровей.

Он всегда знал о его существовании, но прежде оно не имело для него никакого реального значения. Теперь он увидел их связь с креольским обществом, в котором он вырос. Теперь он воспринимал их как теневое население, состоявшее из непризнанных кузин и кузенов креольских семей, которые составляли свой собственный мир. Он об этом, по сути дела, никогда всерьез не думал, но теперь эта мысль его почти никогда не покидала с того времени, когда мать рассказала ему о своем кузене.

Одна фраза, которую она бросила невзначай, не выходила у него из головы: "Он хотел сделать мне предложение". Она звенела у него в мозгу, словно гонг, разгоняя все его мысли. Он не мог этого забыть.

Он смотрел вниз на лопатки громадного колеса, которое врезалось в серовато-коричневую воду, разбрасывая вокруг грязные брызги и таща за собой шлейф пены. Вода в реке все еще стояла высоко, и время от времени в поле его зрения возникало бревно, уносящееся вниз по течению. На поверхности не было видно ничего, кроме части ее корневища — единственное предупреждение беспечным морякам. Как же рулевому удается избежать такой чудовищной опасности?

Он сам мог родиться в этом ограниченном препонами низшем обществе, представителем которого Черным кодексом запрещалось подавать в суд на белого человека, считать себя равными с белыми, это касалось и брака. Их женщинам насильно заставляли покрывать накидкой волосы, так как жена испанского губернатора испытывала зависть к потрясающей красоте квартеронок и их аккуратным прическам…

Маман любила Жана-Филиппа. Он это чувствовал по ее голосу. Он пытался взять то, что хотел, силой, — значит, и свою сестру, наследницу, Мелодию Беллами? Вот истинная причина выстрела в него кузины Анжелы.

Он запросто мог стать одним из этого "дна", подумал Алекс. Или мог с успехом проходить за белого, не отдавая себе в этом отчета? Наверное, к этому стремилась кузина Анжела, когда приняла незаконнорожденного от своего мужа ребенка и выдала его за своего собственного? Но тогда она еще не знала, что ее муж был еще и отцом Мелодии. Каким же повесой, распутником, был этот человек, передавший свой титул маркиза кузине Анжеле! Что же это была за жизнь, построенная на зыбучем песке!

Он подумал о кузине Анжеле, о ее жизни в монастыре, где ей приходилось выполнять самую разную работу на кухне, в саду, пропалывать огород. Вероятно, было в то время немало пересудов не только о самой трагедии, но и о чернокожей любовнице его двоюродного дедушки. Он горестно размышлял над тем, кто же из поколения его родителей шептался за его спиной, когда он рос в полном неведении.