— Ваше превосходительство, — сказал Миронов, — мы христиане, не буддисты. Каждый павший христианин достоин христианского погребения.
— Ах, ты еще пререкаешься! — барон поднял ташур.
— Ваше превосходительство, — сказал Миронов, положив правую руку на кобуру, — я царский офицер. Если вы меня ударите, я за себя не отвечаю.
Барон молча отъехал прочь.
В штабной палатке барон говорил Резухину:
— Я решил идти не в Маньчжурию и даже не на запад Монголии, как должно быть объявлено по дивизии, а в Тибет. Я собираюсь пересечь пустыню Гоби, привести дивизию в Лхасу и поступить на военную службу к далай-ламе. Согласен ли ты с этим планом?
— Ваше превосходительство, — осторожно возразил Резухин, — я выражаю сомнение в осуществимости плана. Без запасов продовольствия, без воды едва ли удастся пройти через Гоби. Это приведет к большим людским потерям.
— Людские потери меня не пугают. Помни, Резухин, что в Маньчжурии и в Приморье нам обоим появляться небезопасно.
— Но ваше решение идти в Тибет столь неожиданно.
— Оно неожиданно только на первый взгляд. Если под натиском революционного безумия пала Монголия, исполнявшая роль внешней стены буддистского мира, нужно перенести линию обороны в цитадель Желтой религии — Тибет. Обсудим детали.
Они перешли почти на шепот. Но Миронову, находившемуся близ палатки, удалось подслушать почти весь разговор.
Заговорщики собрались в лесу при свете костра.
— Барон принял окончательное решение идти в Тибет, — сказал Миронов, — надо немедленно действовать.
— Тибет для казаков, — поддержал его один из офицеров, — и вообще для всех нас, русских, — это дикая страна, где русскому человеку совершенно нечего делать.
— Сама идея похода вызывает ужас, — подтвердил другой офицер. — Летом и осенью Гоби совершенно непроходима. Большинство из нас будут обречены на гибель на безводных каменистых равнинах.
— Пусть погибнет лучше барон! — вскричал третий офицер.
— Итак, решено, — сказал Миронов. — Господа, надо бросить жребий, кто застрелит барона.
Бросили жребий. Жребий пал на Миронова. Тут же при свете костра Миронов вынул маузер и проверил его.
— Не будем терять времени, господа, — медленно произнес один из офицеров.
Перекрестились и пошли.
Была чернильная тьма. Почти на ощупь пришлось добираться до палатки барона, возле которой горел небольшой костер.
— Кто идет? — окликнул часовой.
— К его превосходительству.
В этот момент кто-то выглянул из палатки.
— Барон! — нервно закричал молодой подпоручик и выстрелил, но от волнения промахнулся.
Часовой выстрелил в ответ. Миронов поднял маузер и увидел, как барон смотрит на него в упор своим диким взглядом. Это длилось мгновение. Барон тотчас же по-звериному упал на четвереньки и быстро уполз в кусты.
Бригаду подняли по тревоге.
— Заговор?! — кричал Резухин. — Большевистский заговор?!
В ответ из рядов бригады загремели выстрелы. Резухин упал.
— Надо немедленно покончить с бароном, — сказал один из офицеров, — расплатиться за его жестокости, как с Резухиным.
Окруженных конвоем, вели Бурдуковского и Сипайлова.
— Куда нас ведут? — испуганно спрашивал Сипайлов. — Доктор, — спросил он доктора, который был на костылях, — куда нас ведут?
— Туда, куда ты отправил столь многих, — ответил доктор.
— Барон будет пытаться уговорить монголов подавить мятеж, — сказал один из офицеров. — Есаул, вы поедете к князю Сундай-гуну и постараетесь его убедить не поддерживать барона.
Миронов быстро переоделся в монгольскую одежду и поехал.
Миронов приехал к монголам под утро. Князь Сундай-гун с несколькими старшинами сидел на корточках, о чем-то тихо говоря. Все они курили трубки.
— События, происшедшие у русских, удивляют нас, — сказал князь.
— Мы не хотим служить барону, — ответил Миронов. — Вы тоже не должны ему служить.
— Отчего же? — спросил князь. — Разве он больше не Цаганбурхан, бог войны?
— Он сошел с ума, он погубит нас и погубит вас.
Вдруг монголы, стоящие в карауле, закричали:
— Цаганбурхан! Цаганбурхан!
Монголы начали стрелять, но барон продолжал ехать, не обращая внимания на пули.
— Князь, не говори барону, что я здесь, — попросил Миронов.
— Хорошо. Ты наш гость, я тебя не выдам.
Когда барон подъехал, монголы пали ниц и начали просить прощения.
— Князь Сундай-гун, я обстрелян своим войском, подстрекаемым мятежниками. Но зачем вы, монголы, стреляете в меня?
— Прости, мы стреляли в тебя по ошибке. Мы, монголы, не посмели бы убить Цаганбурхана, своего бога войны. К тому же мы твердо верим, что не в силах это сделать. Ты не можешь быть убит, только что мы получили верное тому доказательство.
— Князь, помоги мне подавить мятеж, — сказал барон.
— Хорошо, я посоветуюсь со старейшими.
— Мое войско плохое, надо многих перебить.
— Русские вообще плохой народ, — ответил князь. — Барон, не хочешь ли с нами выкурить трубку мира?
Барон невольно вытащил из-за пазухи правую руку с револьвером, хотел взять кисет, но в этот момент один из монголов сзади прыгнул барону на плечи и вместе с ним упал с коня на землю. Подбежавшие со всех сторон монголы навалились на барона.