Читаем Раба любви и другие киносценарии полностью

Кровать была очень удобная, низкая, дубовая, он лежал, погрузившись в подушки, и слушал, как стучат в дверь.

Спал он довольно долго, потому что за опущенными шторами уже был вечер, и на потолке мигал отблеск уличного фонаря.

В коридоре кто-то возился у его дверей, шумно дышал и, очевидно, пригибался, заглядывал в замочную скважину.

Сергей встал, открыл дверь и увидал очень высокого человека с крепкой морщинистой шеей и волосатыми ушами.

— Я вахтер в больнице, — сказал человек. — А в сорок четвертом я санитаром работал, в старой еще больнице, там теперь аптечный склад.

— Проходите, — сказал Сергей.

Сердце его билось короткими толчками.

Вахтер вошел в комнату, огляделся, потрогал зачем-то бронзовую пепельницу и сказал:

— Вы когда сегодня приходили, я поинтересовался, что за человек... Помню я это дело, как сегодня было. Женщина с пацаном... Женщина померла, я ее сам схоронил, — он заморгал ресницами, вынул из кармана громадную холстину, прижал ее к носу и издал громкий трубный звук.

— Садитесь, — сказал Сергей. — Я вам очень признателен... Вы садитесь.

— А чего сидеть? — сказал вахтер. — Пойдемте на воздух, я вам все подробно сообщу.

Накрапывал дождь, но было очень тепло и улицы были полны гуляющих.

Где-то впереди, шипя, взлетело и лопнуло несколько ракет.

— Это в парке, — сказал вахтер, — там гуляние... Пиво там всегда хорошее.

— Я хочу памятник поставить, — сказал Сергей.

— Поставь, — сказал вахтер, — Я тебе все подробнее сообщу, сейчас мы посидим с тобой.

Они вошли в парк и уселись в какой-то закусочной. Кто-то за спиной говорил:

— Кеша — парень что надо, но в культурном обществе с ним не ткнешься, то икнет, то еще что-нибудь вытворит, то пальцами в зубах ковыряется...

— Пересядем, — сказал Сергей.

— Пошли в буфет, — сказал вахтер. — Тут буфет есть толковый, народу мало, а пиво — первый класс.

Буфет был похож на снятый с колес фургон.

— Яша, дай для начала по три кружки, — сказал вахтер рыхлому мужчине за стойкой. — И раков. Здесь всегда свежие раки, — сказал он Сергею.

Пиво было черное, ячменное, вахтер глотнул, облизал губы и понюхал вареного рака.

— Ты знаешь, что в них едят? — спросил он Сергея. — Шейку и клещи, лучше пирожного.

— Знаю, — сказал Сергей, — Я ел раков.

Сергей выпил две кружки пива, а вахтер четыре.

— Ты не беспокойся, — сказал вахтер. — Я ее как родную сестру похоронил.

Яша принес еще шесть кружек пива и граненый стакан водки, который он поставил перед вахтером.

— Вам тоже? — спросил Яша Сергея.

— Нет, — сказал Сергей, — я не пью.

— Ну я выпью, — сказал вахтер. — У нас все же вроде бы поминки.

— Ладно, — сказал Сергей, — тогда и я выпью.

Они чокнулись и выпили.

— Красавица-женщина была, — сказал вахтер, обкусывая клешню. — Я как сегодня помню... Мертвая лежала, а лицо свежее... Волосы, как мед, и по самую грудь...

— Волосы у пес каштановые были, — сказал Сергей. — Лица я не помню, но что волосы каштановые были, помню... Сначала она на какой-то станции лежала, на скамейке, это я помню, а потом ей лучше стало, и мы поехали...

Некоторое время они сидели молча. Вахтер прижался подбородком к столу, руки его свисали до самого пола, ноздри вздрагивали и по обросшим седой щетиной щекам текли хмельные слезы.

В буфет вошел парень в полосатой футболке, посмотрел на Сергея, улыбнулся и почему-то подмигнул.

Буфетчик отозвал Сергея в сторону.

— Вы его теперь не трогайте, — шепотом сказал буфетчик. — С ним это бывает.

Сергей расплатился и вышел. На пороге он оглянулся, вахтер продолжал сидеть в той же позе, казалось, он спит.

— Эй, дорогой, — окликнул кто-то Сергея.

Сзади подошел парень в футболке.

— Здорово он тебя, — сказал парень. — На сколько же он тебя наколол, на поллитра?

Парня душил смех, казалось, он не говорит, а икает.

— Это дружок мой, — сказал он. — Я его как облупленного знаю. Артист, любит приезжих накалывать. «Я, — говорит, — историю одну чувствительную слыхал. Я, — говорит, — не я буду, если поминки не справлю...»

Сергей стоял и молча слушал. У парня был белесый чуб, короткий точеный носик, и Сергей вдруг с размаху ударил по этому точеному носику, а когда парень упал, он ударил его ногой.

Он хотел ударить еще раз, но на шум выскочил буфетчик и вцепился в него липкими руками. Сергей толкнул буфетчика на мокрый куст и, чувствуя дрожь во всем теле, тяжело дыша, подошел к ярко освещенным аллеям.

Здесь было весело, много молодых лиц, танцплощадка была обнесена низкой оградой и вокруг нее на проводах покачивались разноцветные фонарики в бумажных колпаках.

Чтобы унять дрожь, Сергей пошел быстрее. Мелькали какие-то ларьки, что-то кружилось, что-то жужжало и всюду лица, лица, лица...

От быстрой ходьбы во рту у него пересохло и начало подташнивать, тогда он привалился к какой-то решетке. За решеткой были странные сооружения: на тонких жердях покачивались громадные многогранники, кубы, усеченные пирамиды, а в центре, вокруг шара-ядра, — пересекающиеся эллипсы.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека кинодраматурга

Похожие книги

Забытые пьесы 1920-1930-х годов
Забытые пьесы 1920-1930-х годов

Сборник продолжает проект, начатый монографией В. Гудковой «Рождение советских сюжетов: типология отечественной драмы 1920–1930-х годов» (НЛО, 2008). Избраны драматические тексты, тематический и проблемный репертуар которых, с точки зрения составителя, наиболее репрезентативен для представления об историко-культурной и художественной ситуации упомянутого десятилетия. В пьесах запечатлены сломы ценностных ориентиров российского общества, приводящие к небывалым прежде коллизиям, новым сюжетам и новым героям. Часть пьес печатается впервые, часть пьес, изданных в 1920-е годы малым тиражом, републикуется. Сборник предваряет вступительная статья, рисующая положение дел в отечественной драматургии 1920–1930-х годов. Книга снабжена историко-реальным комментарием, а также содержит информацию об истории создания пьес, их редакциях и вариантах, первых театральных постановках и отзывах критиков, сведения о биографиях авторов.

Александр Данилович Поповский , Александр Иванович Завалишин , Василий Васильевич Шкваркин , Виолетта Владимировна Гудкова , Татьяна Александровна Майская

Драматургия
Убить змееныша
Убить змееныша

«Русские не римляне, им хлеба и зрелищ много не нужно. Зато нужна великая цель, и мы ее дадим. А где цель, там и цепь… Если же всякий начнет печься о собственном счастье, то, что от России останется?» Пьеса «Убить Змееныша» закрывает тему XVII века в проекте Бориса Акунина «История Российского государства» и заставляет задуматься о развилках российской истории, о том, что все и всегда могло получиться иначе. Пьеса стала частью нового спектакля-триптиха РАМТ «Последние дни» в постановке Алексея Бородина, где сходятся не только герои, но и авторы, разминувшиеся в веках: Александр Пушкин рассказывает историю «Медного всадника» и сам попадает в поле зрения Михаила Булгакова. А из XXI столетия Борис Акунин наблюдает за юным царевичем Петром: «…И ничего не будет. Ничего, о чем мечтали… Ни флота. Ни побед. Ни окна в Европу. Ни правильной столицы на морском берегу. Ни империи. Не быть России великой…»

Борис Акунин

Драматургия / Стихи и поэзия