Читаем Раба любви и другие киносценарии полностью

К ней подбежали девочки.

— Оленька!.. — Калягин сидел в кресле. — Ну не надо так... Не так все страшно...

Он обернулся к оператору:

— Как вы считаете?

— По-моему, это вообще все чушь, — сказал оператор, не переставая играть.

Подскочивший Южаков с грохотом захлопнул крышку клавиатуры. Оператор едва успел отдернуть руки.

— Да кто вы такой? Ваше дело ручку крутить как следует, что вы вечно лезете?!

Потоцкий не ответил, медленно двинулся вверх по лестнице.


— Не знаю, как господин Потоцкий, а я ни за какие деньги не согласна жевать эту пошлость! И господин Максаков никогда бы не согласился! — Ольга сидела в качалке во дворе.

— Но позвольте, Ольга Николаевна, ведь мы договорились... — сказал подбежавший Южаков. — Вот режиссер... Господин Калягин!..

Кресло, где только что сидел Калягин, было пусто. Он удалялся по галерее мимо гримерной, напевая:

— Ту-ру-ру-ру-ру...


Потоцкий сидит в кресле, в маленькой конторке Южакова под самой крышей ателье. Это маленькая площадка, где помещаются только стол и кресло. На стене плакаты и портреты Ольги. Потоцкий раскуривает сигару. Внизу Ольга говорит Южакову.

— Мы договорились, что сцена будет переписана, — сердито сказала Ольга. — Что в ней появятся хотя бы элементарные человеческие поступки!

Посреди ателье Южаков кричал на сценариста, прижимавшего к печени грелку:

— Вениамин Александрович! — Южаков выплюнул и затоптал сигару. — Если вы иссякли, если вы потеряли искру Божью — так честно и признайтесь! Но нельзя же постоянно подводить и меня, и вот... Ольгу Николаевну... Я плачу вам по тридцати рублей за сценариус... Не всякий модный писатель так получает!

— Сейчас будет переписано.

— Ну и жарища! — протянул Потоцкий.

— Вас не спрашивают! — оборвал его Южаков.

Потоцкий распахнул окно.


Калягин прогуливался по дорожкам во дворе, заложив руки за спину...

В доме напротив, за окном, посреди кабинета стоял человек, держа у виска револьвер. Дверь открылась, и вошедшая горничная с ужасом бросилась было обратно, по человек рассмеялся, отбросил револьвер в сторону, схватил перепуганную горничную в охапку, повалил на кресло...

По мостовой медленно проехали два всадника. За ними шли связанные двое — мужчина и женщина. Сзади бежали маленькие девочки. Замыкали процессию двое солдат с винтовками. Один из них, уже знакомый нам капитан, оборачивается, кланяется Потоцкому:

— Как Ольга Николаевна?

Потоцкий, в окне под крышей ателье, кивнул ему.

— Хорошо. Спасибо.


Режиссер обращался к сценаристу, сидевшему, видимо, в ателье:

— Вы нам дайте, милый Вениамин Александрович, скрытую силу движения образа, — вдохновенно говорил Калягин, расхаживая по двору. — Мрачную или радостную, скованную или победную... Дайте нам с Ольгой Николаевной обобщенно-символический смысл происходящего...

Южаков играл с двумя маленькими девочками — дочерьми Ольги. Он пробежал но двору, они со смехом гнались за ним.

Потоцкий отошел от окна и посмотрел вниз, в павильон.

Ольга стояла в пустом ателье перед портретом Максакова.

Она задумчиво провела рукой по фотографии и, почувствовав на себе взгляд, обернулась.

Потоцкий смотрел на нее. Нежно и серьезно.


Калягин и Южаков ехали в открытом автомобиле. Мягкое осеннее солнце приятно грело лица. Южный ветерок приносил запахи моря, которое виднелось за спускающимися к набережной черепичными крышами.

— Вы меня зарежете с этой пленкой, — говорил Южаков. — Вы же понимаете, что взять ее негде!..

— А я рад, что пленки нет, — улыбнулся Калягин. — Нам снимать нечего. — И тихо добавил: — И не для кого... — И еще тише: — Некогда им в кино ходить — заняты все...

Южаков испуганно посмотрел на Калягина.

Тот сделал «страшные» глаза. И рассмеялся:

— А потом, у нас просто героя нет.

— Поищем актера здесь! На то вы и творец, господин режиссер. Найдите решение! — объявил Южаков.

— Без Максакова, без остальных актеров, без художника...

— Я не знаю, где они! Из Москвы все должны были выехать две недели назад! И ни слуху!.. А если они к Махно попали или к петлюровцам?!

Южаков так разволновался, что проехал через клумбу и чуть не сбил теннисистов, игравших в парке на лужайке в лаун-теннис.

Машина проезжает мимо лужайки. На скамейке Шаляпин с семьей позируют фотографу. Вспышка магния.


Часть газетной полосы. Фотография Шаляпина с семьей, подпись: «Ф. И. Шаляпинъ, отдыхающiй съ семьей на одной изъ лужаекъ нашего города».


Некоторое время ехали молча.

— Нет! — решительно сказал, наконец, Южаков. — Ждать не будем! Достанем пленку и доснимем. Вместо Дюшам возьмите Вяземскую!

Калягин развел руками, укоризненно покачал головой.

— Зато она красива! — вспыхнул Южаков.

— А вот его можно вместо Максакова, — Южаков кивнул в сторону открытого кафе, которое расположилось в самом центре уютной круглой площади.

Под полосатым зонтом, положив ногу на ногу, сидел молодой человек с идеальными чертами лица. Он был в дорогом светлом костюме, курил папиросу и помешивал в чашечке кофе.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека кинодраматурга

Похожие книги

Забытые пьесы 1920-1930-х годов
Забытые пьесы 1920-1930-х годов

Сборник продолжает проект, начатый монографией В. Гудковой «Рождение советских сюжетов: типология отечественной драмы 1920–1930-х годов» (НЛО, 2008). Избраны драматические тексты, тематический и проблемный репертуар которых, с точки зрения составителя, наиболее репрезентативен для представления об историко-культурной и художественной ситуации упомянутого десятилетия. В пьесах запечатлены сломы ценностных ориентиров российского общества, приводящие к небывалым прежде коллизиям, новым сюжетам и новым героям. Часть пьес печатается впервые, часть пьес, изданных в 1920-е годы малым тиражом, републикуется. Сборник предваряет вступительная статья, рисующая положение дел в отечественной драматургии 1920–1930-х годов. Книга снабжена историко-реальным комментарием, а также содержит информацию об истории создания пьес, их редакциях и вариантах, первых театральных постановках и отзывах критиков, сведения о биографиях авторов.

Александр Данилович Поповский , Александр Иванович Завалишин , Василий Васильевич Шкваркин , Виолетта Владимировна Гудкова , Татьяна Александровна Майская

Драматургия
Убить змееныша
Убить змееныша

«Русские не римляне, им хлеба и зрелищ много не нужно. Зато нужна великая цель, и мы ее дадим. А где цель, там и цепь… Если же всякий начнет печься о собственном счастье, то, что от России останется?» Пьеса «Убить Змееныша» закрывает тему XVII века в проекте Бориса Акунина «История Российского государства» и заставляет задуматься о развилках российской истории, о том, что все и всегда могло получиться иначе. Пьеса стала частью нового спектакля-триптиха РАМТ «Последние дни» в постановке Алексея Бородина, где сходятся не только герои, но и авторы, разминувшиеся в веках: Александр Пушкин рассказывает историю «Медного всадника» и сам попадает в поле зрения Михаила Булгакова. А из XXI столетия Борис Акунин наблюдает за юным царевичем Петром: «…И ничего не будет. Ничего, о чем мечтали… Ни флота. Ни побед. Ни окна в Европу. Ни правильной столицы на морском берегу. Ни империи. Не быть России великой…»

Борис Акунин

Драматургия / Стихи и поэзия