Раба любви и другие киносценарии

В оставленном Ольгой журнале на всю страницу — фотография Максакова и надпись: «Кумиръ дореволюцiоннаго кино Александръ Максаковъ принялъ революцiю: "Я вѣрю въ будущее Родины!"»

В павильоне шла съемка. В кресле сидел Калягин. Потоцкий, прильнув к визиру, крутил ручку камеры. В углу играл тапер.

— Хорошо, — говорил Калягин, следя за тем, что делается на площадке. — Пауза... Посмотри на портрет... Входит граф...

Черно-белые кадры.

Ольга стоит на диване и нежно протирает портрет любимого.

— Жуков, пошел! — слышна команда режиссера.

В комнату быстро входит Жуков в гриме старого графа.

— Огляделся... Приставай.

Жуков схватил Ольгу, стал ее валить.

— Отбивайся!.. Пошла графиня...

Вбежала мадам Дюшан. Граф отпрянул в сторону. Графиня замахнулась, чтобы ударить Ольгу. Та в испуге вытянула перед собой руки, как бы закрываясь от удара, и, не меняя выражения лица, сказала:

— Александр Александрович, мне так неудобно.

— Хорошо, изогнись еще, терпи... Стоп! Прекрасно!

Три светильника по очереди гаснут.

Жуков пошел поправлять грим. Мадам Дюшан пила из термоса, принесенного ей Стасиком, чай и говорила с ним о чем-то. Ольга упала в кресло, взяла газету и накрыла ею лицо. Она была не в духе. Потоцкий разряжал камеру. Тапер пошел курить.

Калягин встал, прошелся по павильону:

— По-моему, прекрасно! — сказал он, потирая руки.

Ольга сдернула с лица газету.

— Да что прекрасно?! — раздраженно сказала она. — Неужели вы не понимаете, что все это неправда! Чушь какая-то!

Южаков сидел у себя в конторке, под самым потолком павильона. Он что-то писал.

— Какая правда, Ольга Николаевна? — не отрываясь от бумаг, сказал он. — Прежде всего красота... Остальное все максаковщина... Забудьте... Он нас забыл... А мы его забудем...

— При чем тут Максаков? — вскочила неожиданно Ольга. — Он пуст, как барабан! Он — манекен!..

— Ну, не соглашусь с вами! — покачал головой Калягин. — Все-таки это один из интереснейших артистов! И вы как-никак должны быть благодарны ему!..

Он сел в кресло.

— Я?! За что?! — Ольга уже не могла сдержать себя. — Когда я начала с ним сниматься, я уже имела огромный успех в ваших фильмах! Это он должен быть мне благодарен за то, что я с ним снималась! Ничтожество! Ноль!..

Она вдруг разрыдалась.

Потоцкий стоял, опустив голову и о чем-то задумавшись, около камеры.

Южаков перестал писать и смотрел вниз.

Все смотрели на Ольгу. Наступила неловкая пауза.

Потоцкий стал заряжать камеру пленкой.

Один только сценарист сидел согбенный над бумагой и строчил что-то.

Калягин встал с кресла, направился было к Ольге, но она отвернулась от него, и Калягин медленно пошел к окну. Отдернул занавеску.

— Так что, Александр Александрович, зовем Канина? — спросил со своего места Южаков.

Калягин, глядя в окно, пропел:

— Ту-ру-ру-ру...

— Слава богу, — донесся голос Южакова.

К Калягину тихо подошел сценарист.

— А может быть, так... — заговорил сценарист. — Она идет по городу...

— Ему расскажите... — перебил его Калягин и кивнул в сторону Южакова.

Сценарист обернулся.

— У меня есть предложение, — робко сказал он.

— Да, да... — Южаков продолжал писать.

Сценарист вышел на середину павильона.

— Героиню подбирает на улице восточный вельможа... — стал кричать он наверх. — Этот богач разительно похож на Владимира Ф.

Южаков перестал писать, слушал сценариста.

— Он увозит несчастную в свой дворец, там она вкушает райские сладости и чувственные наслаждения Востока.

— Молодец литератор! — закричал Южаков и швырнул ручку на стол. — Вот это другое дело!

Он вскочил с кресла, открыл окно.

— Господин Фигель! Ищите Канина!..

На залитом солнцем дворе стоял Канин и ослепительно улыбался:

— Ты кликнешь, себя не заставлю я ждать! — пропел он и приподнял шляпу.

Потоцкий и Ольга ехали в машине. Ольга ела бутерброд.

— Я не могу больше так, — говорила она. — Все вокруг чем-то заняты, я ничего не понимаю! Это ужасно! Что-то делаем, мучаемся — никому это не нужно. Боже! Как я устала от всего!.. Все временно, все на бегу...

Она хлебнула из бутылки молока.

— Так жить невозможно. Я известная актриса, мне двадцать шесть лет. Ну имею я право хотя бы ванну вечером принять после работы?! В гостинице уже неделю нет горячей воды! Ночью холодно. Спим с мамой и девочками в одной постели. Нет, к черту все! В Париж! — она раздраженно откусила от бутерброда.

Потоцкий произнес:

Блажен, кто посетил сей мир,В его минуты роковые,Его призвали всеблагие,Как собеседника на пир...

Это Тютчев. Я не могу давать вам советов, Ольга Николаевна, вы женщина, вы актриса. А новый мир тревожен и беспокоен, и только тот останется с ним, для кого тревога и беспокойство — смысл жизни. Максаков это понял.

Ольга резко повернулась к Потоцкому.

— Опять?! — воскликнула она. — Да что вы с ним носитесь? Он никто! Понимаете?