Рабин, он и в Африке Гут

Горыныч поначалу выносил перевязку стоически, затем слегка начал трепыхаться, а через пару минут и вовсе забился в конвульсиях. Объяснить причину собственного неэтичного поведения он не мог, поскольку девица в первую очередь позаботилась о том, чтобы связать ему все три пасти друг с другом. Издавая нечленораздельное бульканье, трехглавый дракон из иной вселенной попытался крыльями и передними лапами воспротивиться продолжению процесса перевязки, но Рахиль тут же успокоила его, крепко прижав коленками к полу. И неизвестно, вернулся бы Ахтармерз к родителям после такой медпомощи, если бы в процесс перевязки не вмешался Жомов. Сеня было дернулся его остановить, но удержал свой порыв, осознав, что без помощи омоновца Горынычу живым из рук радетельной медсестры не выбраться.

– Ну-ка отойди в сторону, – отодвинул он Рахиль. – Ты рану йодом забыла помазать.

– Чем? – удивилась Рахиль.

– Это новое фармацевтическое средство, вам пока неизвестное, – Сеня не мог не встрять в разговор. – Останавливает воспалительные процессы.

– Вот как? А мы по старинке для этого киркозон ломоносовидный используем, – удивленно вскинула брови девица. – Правда, я и его забыла приложить.

– Кого ты забыла приложить? – оторопел омоновец, забыв даже, что нужно срочно спасать Горыныча.

– Киркозон ломоносовидный, – вместо Рахили язвительно пояснил Андрюша. – Травка такая лекарственная есть. Хотя на самом деле это генетически уродливый плод от брака Киркорова с Кобзоном, почему-то удивительно похожий на Ломоносова.

Жомов поперхнулся, представив себе этот ужас, и, встав на колени, принялся разматывать комок тряпок, внутри которого потерялся Горыныч, еще более уменьшившийся в объеме от недостатка кислорода. С этим гордиевым узлом омоновец провозился довольно долго, а когда, наконец, справился с задачей, Ахтармерз судорожно вздохнул и сдавленно проговорил:

– Не нужно меня больше перевязывать. Мне теперь так сильно дышать хочется, что голова уже совсем не болит.

Жомов аккуратненько сгреб в охапку замученного тяжким удушьем второгодника церковно-приходской школы драконьего измерения и нежно поставил его на стол. Попов, решивший поучаствовать в спасении брата по разуму, поймал в углу паука и сунул его в одну из пастей Ахтармерза. Для поддержания жизненных сил, так сказать, что Горынычу несомненно требовалось, поскольку в неестественной для себя темно-фиолетовой окраске он выглядел таким жалким и несчастным, что просто не мог не вызывать у окружающих сострадания. Рахиль, глядя на него, всхлипнула.

– Ну вот опять! – прогнусавила она. – Я не хотела бедной ящерке больно сделать. Я же хотела, как лучше…

– А получилось как всегда, – от двери закончил за нее Аарон.

– О чем я и предупреждал, – добавил Попов. Рахиль заревела в голос, а Сеня взбеленился.– Оставьте вы несчастную девушку в покое! – заорал он, вскакивая со скамейки. – Вместо того чтобы всячески третировать ее, лучше бы помогли человеку и объяснили, что и когда она делает неправильно.

– Пожалуйста, – согласился с его предложением Попов. – Для начала неправильно ее мама родила. Видимо, в понедельник.

– Потом она неправильно росла, – поддержал криминалиста Аарон. – Видимо, в зарослях бамбука.

– И вообще, она выбрала себе неверное место обитания, – закончил Андрей. – Судя по всему, в мечтах.

– Спелись? – сердито прошипел Рабинович, прижимая к себе плачущую девицу и переводя взгляд с одного умника на другого. Те одновременно кивнули головами. Сеня хотел язвительно прокомментировать зарождающуюся связь между этими индивидуумами, но не успел.

– А и-еще она пилохо би-еляши пиродает, – закончив свои подсчеты, неожиданно для всех заявил Нахор. – За целых десять шитук не отчиталась.

– И ты туда же? – рявкнул на него Сеня, и экс-караванщик сжался, поняв, что сболтнул что-то лишнее. – Сгною на картофельном складе! Марш отсюда, с глаз моих долой. И пока не выучишь планы построения экономических пирамид, на глаза мне не попадайся, умник хренов, – и добавил, глядя вслед понуро удаляющемуся в свою комнату Нахору: – Тоже мне ученик называется. Нет бы наставника поддержать, а он ему всю жизнь изгадить норовит.

– Сам-то в школе не таким, что ли, был? – вступился за перса Жомов, видимо, вследствие многочисленных комариных укусов став излишне добросердечным, что, естественно, не положено омоновцу по уставу.

– А я тоже только сегодня учителю ляпсиус казурный под кафедру подложил, – поделился своими достижениями Горыныч, окончательно избавившийся от удушья. – Вот смеху в классе было.

– Угу. И это называется подрастающим поколением. Смена наша, так сказать, растет, – обиженно проворчал Рабинович, самолично зачисливший себя в клан учителей. Можно подумать, того, что он мент, Сене было слишком мало! – Выгнать бы этого двоечника обратно на улицу, да жалко, что град закончился.