Рабочее созвездие

Там, за завесой поднимающегося тумана, журчала вода из соседнего дома. Из кооперативного стока ничего не бежало. Бобышев осмотрелся хорошенько в колодце, приноровился и ввел штангу в канал. Этакий полуметровый стальной прут с конусным набалдашником на конце. Дядя Петя пристроился подавать штанги, Славка привинчивал очередную к той, что уже торчала из канала — дело пошло.

— Давай, давай! — ржавым буравчиком сверлил голос Леонтьича. И уже потише, отвернувшись от колодца, мужиками: — Работать — и дурак сможет. А вот организовать… И чего было отказываться: и тепло там, и не дует, и… Не то что тут: в полушубке мерзнешь. Нас надо… пожалеть. — И, подмигивая мужикам, ковылял к другому колодцу, где на страже, не пойдет ли вода, стояли еще несколько человек.

«Зудит, зудит», — Бобышева раздражал голос Леонтьича. Однажды, еще на первых порах, когда только вселились, тот проводил собрание, так в протоколе от пункта «а» до «ы» дошел. Почему именно его поставили управдомом? За то, что говорить умеет да везде нос сует?

В густых взрывах смеха, что сквозь завывания вьюги доносились сверху, Бобышев спиной, затылком чувствовал некую насмешку над собой, и надо было как-то ответить на насмешку, но ему, устроившемуся в наиболее выгодном для работы положении, чтобы легче вводить штанги, было не до того, да и голоса, наверное, не хватило бы крикнуть что-нибудь мужикам.

Славка взял следующую штангу, привинтил ее к другой, торчащей из канала, и начал вводить, осторожно помогая ключом. Но штанга пошла туже, Бобышев, уже не жалея телогрейки, уперся в стену колодца. Штанга словно в кирпич уперлась, дальше не шла.

«Он все знал с самого начала! — вдруг дошло до Бобышева. — И весь спектакль затеял для того, чтобы именно мне лезть в колодец. И как ловко — и про «затопление» помянул, и пальчиком в мою сторону тыкал…»

И Славка так давнул на штангу газовым ключом, что она полностью прошла вперед. «Сломалась, что ли?» — успел подумать Бобышев. Из дыры хлынула по стоку вода. Он отпрянул, хотел схватить ключ, но тот уже был затоплен. Вода прибывала удивительно быстро.

Славка послал дядю Петю за лестницей, а сам, упираясь в стены колодца ногами, поднимался наверх.

— Ну, что, пробило? — Сверху, приглядываясь к темноте, замаячила физиономия Леонтьича. Он бдительно следил за тем, чтобы не прозевать победный момент, когда все будет сделано.

— Пробило! — Славка дальше плохо сознавал, что делал. Он подтянулся повыше и вдруг двумя пальцами, как клещами, схватил Леонтьича за нос. — Хочешь сюда?

— Ты чего, сдурел? — загундосил вполголоса тот. — Пусти дос… выселю… выселим…

— Выселишь, — успокаивал управдома Славка, а сам тянул его за нос все ниже. — Только сначала я тебя сюда… вселю.

Мужикам, стоящим неподалеку, и в голову не приходило, что у колодца творится неладное. Со стороны казалось, что Леонтьич, свесившись наполовину вниз, дает какие-то очень ценные рекомендации.

— Славка, я заплачу, — уже без прежнего гонора уговаривал Леонтьич слесаря и в доказательство вытащил откуда-то смятую бумажку, неловко сунул ему в руку. — Держи…

— Что? — Славка опешил от неожиданности и выпустил Леонтьича. На воду упала смятая десятка. — Ну, ты и гусь…

Но Леонтьича уже и след простыл — сверху осторожно спускал лестницу дядя Петя.

— Молодец! — кричал через минуту сквозь ветер, как ни в чем не бывало, Леонтьич. Он сделал было движение навстречу жмурившемуся от яркого света Славке, чтобы пожать ему руку, но вовремя опомнился.

Пальма встретила Бобышева радостно, с налета хотела было лизнуть его руку, но испуганно отскочила, за-принюхивалась. Она укоризненно взглянула хозяину в глаза и, когда он нагнулся, чтобы снять сапоги, подошла и толкнула его в щеку влажным носом.

— Пальма… человек… — Бобышев поскорее освободился от грязных телогрейки и штанов. — Так и не сходили нынче на охоту ни разу. Испортишься ты взаперти. И погладил лайку по голове, как гладят маленьких кротких детей.

Спать, он знал, все равно не удастся, снова будет ворчать жена: к матери ее помочь не вытащишь, а тут чуть ли не сам вызвался, да и можно понять — одежду-то ей стирать, жене…

Славка вспомнил мужиков, что умело, словно так и надо, увильнули от грязной работы, скользкий нос управдома — и ему еще раз захотелось вымыть руки с мылом. Он бросил в ванну грязную одежду, открыл краны, но и это его не успокоило.

— Пальма… — приласкал собаку Славка. И, словно чего-то ища в глазах лайки, все глядел на нее, так что та беспокойно заерзала и тоненько тявкнула. — Пальма… человек. А они… собаки. — И Бобышев погрозил вниз, где жил управдом, пальцем.

Тонко свистела за окном вьюга, в ванной уютно журчала вода.

Николай Верзаков

РАССКАЗЫ

ПЕРВЫЙ ПОЛЕТ

В крыше теплицы выпало стекло. Пока собирался вставить, горихвостка там свила гнездо и снесла пять голубеньких в крапинку яичек. Стал раздумывать: застеклить — кладка погибнет, оставить так — огурцы вымерзнут. А тем временем в гнезде появилось шестое яичко. Раскинул так: огурцы могут и не померзнуть, а тут — живая душа.