Работа актера над собой. Часть I

— Тем не менее я попробую! Известно ли вам, что пока вы ожидали вторжения сумасшедшего с главного входа, безумец прокрался к заднему крыльцу и теперь ломится оттуда? А там дверь — старая. Она едва держится на петлях, и если он сорвет их, вам несдобровать! Что же вы предпримете теперь, при новых предлагаемых обстоятельствах? — поставил Аркадий Николаевич нам вопрос.

Ученики задумались, внимание сосредоточилось, все что-то соображали, к чему-то прицеливались и наконец решили строить вторую баррикаду.

Поднялись суматоха, гул. Молодежь зажглась, глаза заблестели, сердца забились сильнее. Словом, повторилось почти то же, что происходило тогда, когда мы впервые играли надоевший нам теперь этюд.

— Итак: я предложил вам повторить сцену с сумасшедшим; вы пытались заставить себя, против воли, пойти на подмостки и возбудить в себе, так сказать, человеческую волю, но насилие не помогло вам заволноваться ролями.

Тогда я подсказал новое «если бы» и предлагаемые обстоятельства. На основании их вы создали себе новую задачу, вызвали новые хотения (воля), но на этот раз не простые, а творческие. Все взялись за дело с увлечением. Спрашивается, кто же оказался полководцем — первым ринувшимся в бой и потянувшим за собой все войско?

— Вы сами! — решили ученики.

— Вернее, мои ум! — поправил Аркадий Николаевич. — Но ведь и ваш ум мог бы сделать то же и стать полководцем в творческом процессе. Если так, то второй полководец нашелся. Это-ум (интеллект).

Теперь поищем, нет ли третьего полководца. Переберем все элементы.

Может быть, это чувство правды и вера в нее? Если да, то — поверьте, и пусть сразу заработает весь ваш творческий аппарат, как это бывает при возбуждении чувства.

— Во что же поверить? — спрашивали ученики.

— Почем я знаю?.. Это ваше дело.

— Сначала нужно создать «жизнь человеческого духа», а уж после верить ей, — заметил Паша.

— Значит, чувство правды и вера в нее не являются полководцами, которых мы ищем. Так, может быть, это общение и приспособление? — спросил Аркадий Николаевич.

— Чтоб общаться, надо прежде создать те чувства и мысли, которые можно отдавать другим.

— Верно. Значит, они тоже не являются полководцами!

— Куски и задачи!

— Дело не в них, а в живых хотениях и стремлениях воли, которые создают задачи, — объяснял Аркадий Николаевич. — Вот если эти хотения и стремления воли могут возбудить весь творческий аппарат артиста и управлять его психической жизнью на сцене, то…

— Конечно, могут!

— Если так, то, значит, найден третий полководец. Это — воля.

Таким образом, оказывается, что у нас три полководца, а именно: Аркадий Николаевич указал на висевший перед нами плакат и прочел его первую надпись:

УМ, ВОЛЯ И ЧУВСТВО.

Они являются «двигателями нашей психической жизни».

Урок кончили; ученики стали расходиться, но Говорков заспорил:

— Извините, пожалуйста, почему же нам до сих пор ничего не говорили о роли ума и воли в творчестве, а вместо них прожужжали уши чувством!

— По вашему мнению, я должен был подробно говорить вам одно и то же о каждом из двигателей психической жизни? Так, что ли? — не понимал Торцов.

— Нет, почему же одно и то же, — возражал Говорков.

— А как же иначе? Члены триумвирата — неразъединимы, поэтому, говоря о первом из них, невольно касаешься второго и третьего; говоря о втором, упоминаешь и о первом и о третьем, а говоря о третьем, думаешь о первых двух. Разве вы стали бы слушать такие повторения одного и того же?

В самом деле: допустите, что я вам говорю о творческих задачах, об их делении, о выборе, о наименовании и прочем. Разве в этой работе не участвует чувство?

— Конечно, участвует! — подтвердили оставшиеся ученики.

— А разве воля чужда задачам? — вновь спрашивал Аркадий Николаевич.

— Нет, не чужда, а, напротив, имеет к ним непосредственное отношение, решили мы.

— Если так, то, говоря о задачах, мне пришлось бы повторить о них почти все то, что я уже сказал, когда говорил о чувстве.

— А разве ум не участвует в создании задач?

— Участвует как в делении, так и в процессе их наименования, — решили ученики.

— Если так, то мне пришлось бы говорить одно и то же о задачах в третий раз. Так благодарите же меня за то, что я щадил ваше терпение и берег время.

Тем не менее доля правды есть в упреках Говоркова. Да, я допускаю перегиб в сторону эмоционального творчества и делаю это не без умысла, потому что другие направления искусства слишком часто забывали о чувстве. Слишком много у нас рассудочных актеров и сценических созданий, идущих от ума! И в то же время слишком редко встречается у нас подлинное, живое эмоциональное творчество. Все это заставляет меня с удвоенным вниманием относиться к чувству, немного в ущерб уму.