Работа над ошибками

Кампания Кебича строилась очень просто. Приехал Виктор Черномырдин и привез с собой группу молодых и дерзких политтехнологов во главе с Сергеем Давитая, жителем Санкт-Петербурга, – ныне одним из близких советников губернатора Владимира Яковлева. Те сидели в правительственной резиденции, пили-ели, кого-то к ним водили. Идеологию кампании вел Давитая. От штаба Лукашенко с ним контактировал Аркадий Бородич. Так что координация деятельности штабов Кебича и Лукашенко осуществлялись на протяжении всех выборов. Давитая хвастался тем, что именно он уговорил Кебича пойти на второй тур, не снимать свою кандидатуру, – это якобы позволило спокойно взять Лукашенко власть.

Эта и другие детали работы избирательных штабов Кебича и Лукашенко стали известны мне после Указа президента о моем назначении на должность министра сельского хозяйства и продовольствия. Мне навязчиво предлагалась помощь в составлении программы реформирования сельского хозяйства Беларуси, в решении других вопросов. А сформированное Лукашенко правительство свои первые шаги делало без диктата президента, таких реальных попыток не было, если не считать некоторые популистские речи.

… Нельзя сказать, что, став президентом, Лукашенко не собирался проводить реформы. Он долго искал кандидатуру на пост министра сельского хозяйства. Не знаю, чем его не удовлетворял многоопытный Федор Владимирович Мирочицкий. Скорее всего сменой руководства нужно было подать сигнал аграриям, что перемены в отрасли будут, и перемены существенные. Знаю, что уговаривали пойти в министры Кузьму Дягилева – президента концерна «Белптицепром», но тот категорически отказался. Было еще несколько кандидатов, но потом позвали меня. Позвонил Иван Титенков и сообщил, что Владимиру Гаркуну, уже назначенному на пост вице-премьера курировать аграрные вопросы, поручено меня найти. Но Гаркун якобы сказал, что меня в Беларуси нет. «Так что, – сказал Иван, – говорить с тобой будут о назначении на пост министра, и я тебя прошу – ты не отказывайся». Пришел я в правительство фактически против воли премьер-министра и вице-премьера, курировавшего аграрную отрасль.

Лукашенко встретил меня приветливо, напомнил о состоявшемся когда-то в парламентских кулуарах разговоре о том, что после победы он позовет профессионалов, и сказал: «Будешь министром, проводи реформы, какие сочтешь нужными!» Я изложил свое видение проблемы, попытался объяснить, что сельское хозяйство в нашей стране можно сделать вполне конкурентно-способной и выгодной для производителя и государства отраслью. Сказал, что пойду в правительство лишь при условии проведения глубоких реформ. «Давай программу!» – сказал Лукашенко. Он знал, как проводилась пусть еще не реформа, но серьезные организационные и экономические меры, когда внедрялись арендные отношения в Могилевской области в горбачевские времена, помнил, что удвоение поголовья, например, свиней в некоторых районах достигалось за год – два. И даже тогда, когда в конце перестройки весь аграрный комплекс республики начал падать, Могилевщина, вопреки всем законам логики, продолжала держаться на прежних показателях.

Я согласился на работу в правительстве, понимая, что надо делать дело, работать с той властью, которую в тот момент выбрал народ.

Три месяца мы трудились над программой. Привлекли специалистов, немцев, израильтян, россиян. Это была программа коренных преобразований в сельском хозяйстве, затрагивающая, конечно, и остальные отрасли. Президент читал программу очень внимательно, стараясь вникать в смысл изложенного, вооружился новейшими экономическими справочниками, словарями, проверял терминологию. Программа, судя по всему, ему понравилась. Пригласил меня и наложил на программу жесткую резолюцию: «Чигирю, Богданкевичу. К исполнению».

Я никогда не был заядлым монетаристом, хотя с уважением относился и отношусь к взглядам профессора Станислава Богданкевича, тогдашнего председателя Правления Национального банка. Но считал и считаю, что к экономическим реформам можно и нужно подходить с минимумом шоков. В программе я ставил вопросы аграрного ведомства на высокий уровень, и естественно, Богданкевичу мои подходы не очень нравились. Иного от него ожидать не следовало – он тоже возглавлял свое ведомство. Надо было искать баланс интересов, и найти его, конечно же, можно было. А Михаил Чигирь, премьер-министр, работал по вполне традиционной схеме советского управленца: расписал программу для исполнения своему заместителю Владимиру Гаркуну.

Гаркун, чьи экономические воззрения весьма отличались от моих, уже по этой причине не мог поддерживать программу. Вставал и еще один вопрос: а кто ее подал? Леонов? А почему минуя своего непосредственного начальника (то есть, Гаркуна)? Тем более, что полная реализация программы делала со временем пост Гаркуна не нужным, привела бы к серьезному изменению функций министерства и полномочий министра. На это Владимир Гилярович пойти не мог, и была запущена бюрократическая машина по пуску программы под откос.