Работа над ошибками (СИ)

Моя профессия позволяла мне оказаться у прилавка в рабочий полдень. И отстаивать бесконечные очереди. Кроме того, товары повышенного спроса, вроде гречки, масла, колбасы выбрасывали на прилавки почему-то днем. К вечеру почти ничего не оставалось. Пустые полки. Все выгребали «мешочники». «Мешочниками» их называл Саня Мирный. Мы прекрасно понимали жителей Подмосковья, у которых в магазинах валялись только плавленые сырки трехлетней давности и макаронные изделия всех видов и сортов. Понимали и, тем не менее, злились на них. Они толпами приезжали в Москву. Причем, днем. В очередях занимали сразу по несколько мест. Продукты брали мешками, выгребая все, что есть. В результате, например, сливочное масло больше, чем по 3ОО г, на руки продавщицы не давали, если конечно случался завоз масла. То же и с колбасой, мясом, сыром. Только нормы разные. Меня правда ситуация быстро научила хитрить. Я стала поступать, как «мешочники». Занимала в одной очереди пару мест и мчалась в другую. Впрочем, проблемы добычи продуктов утомляли, но не больше. Проблемы в школе злили. Я считалась молодым специалистом. Кто не знает, что на молодых специалистов сыплются все шишки? Не уследила за классом во время урока — сама убирай кабинет. Забрали у тебя стулья и парты для праздника — обратно тащи их на своем горбу. Прогулял ученик урок — виновата ты, не смогла заинтересовать. И преподаватель ты плохой. И классный руководитель никудышный. И документацию вести не успеваешь. И так далее, и так далее… На педсоветах ты главное пугало. Если кто из старых учителей делился опытом, то делал это эпизодически и потихоньку. Я проходила школу выживания, сцепив зубы, глотая незаслуженные обиды и упрямо прогрызая свое место под солнцем. Одновременно старалась учиться главному — преподавать свои предметы и любить учеников. Получалось это медленно, с трудом, с неожиданными срывами.

Из школы, из института — домой. От одних проблем к другим. Хорошо, кое с чем помогали Лукины. Например, со шмотками. У Сани на предприятии еженедельно бывали распродажи, и мне не надо было тратить время на поиски ширпотреба, одежды, обуви. А цены весьма умеренные. Кроме того, Саня сумел взять машину — подержанный «москвич». Если куда надо — без проблем. Еще они с Лидусей получили садовый участок в шесть соток по Савеловской железной дороге. Мы вместе начали его осваивать. Теперь было куда выехать летом. Иногда казалось, жизнь постепенно устраивается, входит в наезженную колею. Но так казалось недолго. Генаша пил и пил. Порой мне хотелось убить его, порой — себя. Считала: это моя вина, что он так пьет. Бабушка с Никитой и Лидусей протестовали. Советовали не изводиться. Всем хорошо известно, что Широков с шестнадцати лет идет по этой дорожке. Если бы не я, он спился бы еще раньше. Меня уговоры близких успокаивали мало. В редкие минуты, когда у Генаши начиналось просветление, я унижено просила его лечиться, лечь в стационар, зашиться, на худой конец. Он соглашался. Тянул несколько дней. И снова уходил в запой. В конце-концов я плюнула на него. Если приходил домой пьяным, молча кормила его обедом, укладывала спать. Себе стелила на полу. Разговаривала с ним вежливо, по-хорошему. Но только в меру необходимости. Казалось, вот закончу институт, сдам госэкзамены, тогда станет легче. Хоть в чем-то будут руки развязаны. И за мужа возьмусь крепче. Ничуть не бывало. Только вечера немного освободились. Больше стала общаться с сыном и бабушкой.

Димка подрастал. Начинал понимать многое. Однажды бросился за меня заступаться. Это когда у Генаши начался приступ пьяного гнева. Он сначала припомнил мне все мои грехи, потом полез драться. Димка выскочил вперед, прикрывая меня собой, и кричал, захлебываясь словами:

— Не тложь, маму, не тложь… Ты плохой! Мама холосая!

Генаша замер от потрясения. Затрясся. Полез, вдрызг пьяный, к Димке:

— Что ты, сыночек? Что ты? Я не хотел…

Мы с бабушкой с трудом прекратили эту безобразную сцену. Увели малыша в маленькую комнату, долго успокаивали.

— Довольно, — решила бабушка. — Разводись!

Я уныло согласилась. Хотела только нормально отпраздновать Димкино пятилетие.

Отпраздновали. Так хорошо, что поговорить с Генашей о разводе не успела. Он ушел в запой. Гудел больше месяца. Догуделся! Однажды вечером шел с Кантемировской от друзей, таких же алкашей, как он сам. Переходил Пролетарский проспект. И его сбила машина. Насмерть. Машина умчалась. Никто из видевших аварию номера не запомнил. Это чепуха, что пьяных бог бережет. Генашу вот не поберег. Или это бог мне посочувствовал?

Я была в состоянии оцепенения. Не плакала. Ходила, что-то делала, разговаривала. Первый раз за последние годы почти не принимала участия в похоронах. За меня работали другие. Бабушка старалась во всем опекать. Слыхала краем уха, как она на кухне говорила Сане и Никите:

— Ничего, ничего. Это у нее пройдет. Просто потрясение большое.