Работа

На заре XXI века новые технологии придали универсальность сетевым структурам, сформировавшим основы DIY–андеграунда. Интернет сделал каждого обладателя странички в Фэйсбуке потенциальным «вольным художником», одновременно поглощая и подменяя свободу традиционной DIY–культуры. Простота и лёгкость поглощения новых субкультур сделала их слишком слабыми и несерьёзными. Это лишило андеграунд политического содержания, оставив, только эстетически привлекательную внешнюю оболочку (краст–капиталисты вместо анархических и индейских воинов, например).

В наши дни в молодёжной культуре популярны не виниловые пластинки, а ролики на Youtube: быстрые и легко забывающиеся. Субкультуры предыдущих поколений последовательно атомизируются и загоняются во всё более сужающиеся рамки. Это является следствием общей атомизации эксплуатируемых и изгоев. Потребительский выбор более не порождает чётких общественных образований, способных развить радикальный взгляд на окружающую действительность. Вместо этого радикализм сам по себе стал субкультурной нишей, а новейшие субкультуры целиком и полностью переместились в виртуальную реальность Интернета.

Есть ли в эту эру культурной фрагментации хоть что-то, что могло бы нас объединить? Нас объединяет как минимум то, чего все мы лишились. Нам всем отказано в возможности влиять на окружающий мир — если только мы не продадимся сами или не превратим других людей в товар. Над всеми нами довлеют правила и общественные установки, к принятию которых почти никто из нас не имел никакого отношения. Мы все живём в тени суперзвёзд, и даже суперзвёзды живут в тени собственных образов в мире, где реальность подчиняется спектаклю. Каждого и каждую из нас оценивают в соответствии с рыночными критериями. И кажется, что мы можем реализовать себя только в их рамках. Вместо общего чувства принадлежности к какой-то культуре, нас объединяет общее для всех чувства лишённости и бездомности, усиленное нашим молчаливым смирением с ним.

В общем-то, ничто из этого не ново, но никогда ранее это не было столь универсально.

Изменилось и ещё кое-что : теперь, когда где-то происходит бунт, об этом становится известно повсюду.

II. Сопротивление

Экономисты обещали нам бесконечный рост. У каждого — своя собственность, свои инвестиции. Все — капиталисты. В итоге мы получили степени бакалавров и магистров в невостребованных профессиях, взяли ипотеки, которые не можем себе позволить, набрали потребительских кредитов, чтобы обмануть самих себя в том, что мы тоже — средний класс.

Теперь совершенно очевидно, что для нас нет места на вершине. Капитализм — это пирамида, которая дошла до пределов своего расширения. Люди бунтуют в Греции, бастуют во Франции, захватывают школы в Англии. Вся Северная Африка восстала, как только местные жители осознали последствия рецессии. Волна бунтов накроет США в последнюю очередь, но всё идёт к тому. Нам будет казаться, что существующий миропорядок неуязвим вплоть до самого последнего дня перед его коллапсом.

Мы не обязаны так жить

Некоторые общественные соглашения, вроде частной собственности, создают неравенство в распределении власти и доступа к ресурсам. Некоторые противоположны им. Всегда есть возможности удовлетворить свои потребности без вымогательства и торгашества. Есть способы жить с другими людьми и не пытаться нажиться за их счёт.