Но у него есть нечто отличающее, нечто чудесное, только в театре существующее — зритель, который сидит вот здесь, в зале, и слышно его дыхание, и слышно биение его сердца, и видны его глаза. Зритель, который связан невидимыми, но прочными нитями с актёрами, которых он то леденит безразличным отношением к происходящему на сцене, то обжигает жаром своего волнения. Зритель, без которого немыслим театр, немыслим театральный актёр. Зритель — окончательный судья труда актёра, кому тот несёт всё самое дорогое, самое нужное, самое тревожащее его.
Зритель у нас чуткий, горячий, искренний — он живо откликается на чувство, на поток эмоций, идущий со сцены, с экрана. Любая пьеса, любой фильм, так или иначе затрагивающие морально-этическую тему, оказываются остро нужными. Необходимыми. Зритель ждёт конфликтов сильных, ярких, непримиримых.
Он приходит в театр полный доверия, с открытым сердцем. Как же оправдать это доверие, как удержать его? Общеизвестно, что в основе искусства, а следовательно, и в основе театрального зрелища, лежит факт, отобранный в соответствии с точкой зрения художника, отображённый с определённой позиции. Интерес определяется и значительностью самого факта и тем, насколько самостоятельна, оригинальна позиция театра, постановщика, исполнителей, стоит ли она того, чтобы над ней поразмышлять, разделить её или оспорить.
Думается, что сегодняшнего зрителя может удовлетворить только то произведение, на которое художник смотрит с партийных позиций, сохраняя в то же время своё личное, неповторимое к нему отношение.
Жажда соразмышления, пожалуй, главная особенность нашего зрителя, будь то рабочий или учёный. И искусство театра особенно отвечает этой его потребности — ведь он как бы участвует в разговоре, который ведётся на сцене, ведь спектакль — это человеческая встреча исполнителей и зрителя, иногда их диалог, иногда и спор. И реакция зрительного зала — смех, внезапно наступившая глубокая тишина, а то и кашель, сразу охвативший нескольких человек, или неясный, непрекращающийся шорох — это первая, самая непосредственная и, возможно, самая точная оценка спектакля. Но нередко у зрителя возникает потребность выразить своё мнение более определённо и, так сказать, индивидуально.
Письма, записки, вопросы на встречах со зрителями нередко могут многое дать актёру, наталкивают на интересные размышления, подчас кое на что заставляют взглянуть по-новому.
И тогда возникает потребность на некоторые из них ответить развёрнуто и обстоятельно, отстаивая свою точку зрения.
Мне хочется процитировать несколько подобных писем и привести свои ответы на них, потому что такой обмен мнениями мне кажется плодотворным для обеих сторон.
Итак…
«
Искусство — это катарсис, очищение, сказал Аристотель. Но именно в искусстве человек ищет ответа на мучающие его вопросы современности. Каждое настоящее произведение обязательно несёт нравственную нагрузку, пытается помочь людям ориентироваться в бурном море проблем XX века. Я думаю, что в наше время успехом пользуются такие книги, фильмы, спектакли, которые, рассказывая о трудности и сложности жизни, защищают веру в добро и справедливость, веру в гуманность. Особое значение приобретают произведения, которые адресованы не избранным единицам, но нам всем, нашему народу. И чтобы говорить со всеми обо всех, нужно говорить о том, что всем близко, — об общей для всех нас реальности. Мы все похожи друг на друга в том, что мы видим, в том, о чём думаем, что переживаем.
«Что, на Ваш взгляд, самое главное в произведениях искусства? Какие проблемы Вам всего ближе?» — спрашивают меня. На этот вопрос нельзя ответить коротко. Скажу только одно: мне ближе всего те проблемы, которые кажутся близкими и вам, зрителям. Мне хочется сниматься в фильмах, которые вызывали бы споры, но ни в коем случае не оставляли зрителя равнодушным.