Работница

Стадо свиней поддевает Аксинью, и она падает в грязь и кричит, отмахиваясь палкой:

– Прочь, караул!

– Плачу деньги, хлебом кормлю, а толку нет, – продолжал приказчик, – каждый божий день шум, гам, словно ярмарка или торговая баня: ни в одном доме того нет; у людей делается все тихо, скромно… а у нас друг друга с ног собьют.

– Антон! поди хоть ты вынеси самовар.

В избе жара невыносимая, все бегают с потными и красными лицами.

– Алена! Анна! – кричит хозяйка, – подавайте капусту, чаиельник принеси… будет вам огрызаться-то! посмотрю я, ничего в вас нету рассудочка: говорю, помои вынеси на двор, она ша-аст на пол. Клади пирог на лопату!

– Ощипали, что ль, поросенка-то?

– Анна Дементьевна! работнице свиньи поняву разорвали.

– Петька! – кричит приказчик, – говорю, трубку набей, а он галку по полу волочит на веревке. Да что это такое? целый час жду самовара – никак не дождусь: я вижу, мне одно остается: завязать глаза да бежать отсюда.

– Антон! принеси дров еще.

– Марья!

– Аксинья! поди вынь горшок с кашей… Матушки! а картофель-то я забыла.

– Неси картофель!

– Выгоньте, говорю, собаку-то! – кричит приказчик, – что за народ! чистое столпотворение…

– Антон! отсеки голову другой курице… да ощипали, что ль, поросенка-то?

– Господи!

В это самое время зазвенел колокольчик и к крыльцу подъехал тарантас.

– Анна Дементьевна! гости какие-то приехали, – объявил работник.

– Батюшки! – вскрикнула приказчица, – это шиловские господа! Марья! Алена! Саша!.. принесите мне платье.

Все взапуски принялись бегать из сеней в кухню, из кухни в горницу и обратно. Поднялась такая суматоха, что шиловские господа не рады были, что приехали.

На другой день после описанной сцены Аксинья в разорванной поняве и грязном платке шла по полю с своим разутым мальчиком, у которого развевались на голове волосы и пустые рукава рубахи трепетали за спиной.

Ветер был сильный, осенний… дождевые облака неслись по небу.

– Черт тут не жил, – говорила Аксинья, – на месте не посидишь… свиньи все ноги изгрызли… словно вертел какой заведен… Пойду к куму Андрону, что будет не будет… не возьмет ли из хлеба?

– Мама! – проговорил ребенок.

– Что? – грозно вскрикнула Аксинья, – что там?

– Я есть хочу.

– О-о-о! святочный тебя…

Аксинья дала сыну подзатыльник, отдернула его вперед и вскрикнула:

– Иди!.. аль ты угорел? у-у!.. родимец! мать твоя терпит… аль ты взаправду господин какой!

Аксинья шла и все толковала про свою жизнь, время от времени утирая рукавом катившиеся от ветру слезы…

1862