Рабыни дьявола

Вопреки своей воле, корсар проводил Гракха взглядом. Под его яростной анафемой он побледнел, сжал кулаки, но никак больше не прореагировал. Однако Марианна заметила, что взгляд его омрачился и в нем промелькнуло что-то вроде сожаления.

Неистовство сцены, подмостками для которой стала каюта, мгновенно вернуло все ее мужество. Битвы были для нее родной стихией. Она чувствовала себя в них почти непринужденно и в некотором смысле испытала тайное облегчение, покончив с удушающей атмосферой лжи и уверток. Слепая и ревнивая ярость Язона рождена прежде всего любовью, хотя он, без сомнения, отбросил бы с ужасом саму такую мысль, и это был пожирающий огонь, который, может быть, готовился все уничтожить. В несколько мгновений не останется ли только пепел от любви, которой она жила так долго… и от ее сердца?..

Агата примостилась возле койки. Словно автомат, Язон подошел к ней, спокойно взял за руку и увлек в ее спальню, где и запер на ключ. Скрестив руки на груди, укрытой большой шалью, которую она набросила на ночную рубашку, Марианна молча следила за его действиями. Когда он вернулся к ней, она выпрямилась и гордо вскинула голову. Ее зеленый взгляд был полон боли, но она не опускала его.

– Вам остается завершить начатое, – сказала она спокойно, опуская шаль как раз настолько, чтобы открыть тонкую шею с заметными синяками. – Только прошу вас поторопиться… Если только вы не предпочтете повесить меня на грот-мачте на глазах у всей команды!

– Ни то ни другое! Только что, сознаюсь, я хотел убить вас! Я жалел бы об этом всю жизнь: такую женщину, как вы, не убивают! Что касается того, чтобы повесить вас на рее, то, знаете, у меня нет склонности к драмам, в чем вы, безусловно, поднаторели на сцене. К тому же подобное зрелище, может быть, и обрадовавшее бы мою команду, вряд ли привело бы в восторг ваших сторожевых псов! У меня нет ни малейшего желания, чтобы фрегаты Наполеона обстреляли нас и отправили на дно!

– Что же вы тогда сделаете со мною и моими друзьями? Вы свободно можете вместе с ними заковать и меня!

– Это бесполезно! Вы останетесь здесь до нашего прибытия в Пирей. Там я высажу вас с вашими людьми… и вы получите возможность найти другой корабль, который отвезет вас в Константинополь.

Сердце Марианны сжалось. Чтобы так говорить, надо быть уверенным, что любви к ней больше не существует!

– Так-то вы выполняете свое обязательство? – сказала она. – Разве вы не обещали доставить меня в порт?

– Один порт стоит другого. Пирей вполне подходит. Из Афин вам не составит труда добраться до турецкой столицы, а я… я навсегда избавлюсь от вас!

Он говорил неторопливо, без видимого гнева, но напряженным и усталым голосом, в котором остатки опьянения смешивались с отвращением. Несмотря на возмущение и боль, которые она испытывала, Марианна ощутила, как ее сердце охватило своего рода сострадание: Язон выглядел как человек, сраженный насмерть… Очень тихо она прошептала:

– Неужели это все, что вы желаете? Больше не видеть меня… никогда! Чтобы наши дороги разошлись и более не пересеклись?

Он отошел от нее и смотрел в иллюминатор на солнце, зажегшее пожаром море, чья глубокая синева вспыхивала тысячами блесток. У Марианны появилось странное ощущение, что ее слова проникли в него и заставили окаменеть.

– Я не желаю больше ничего другого! – подтвердил он наконец.

– Тогда, по меньшей мере, решитесь сказать мне это в лицо!

Он медленно вернулся и посмотрел на нее. Проникшие в каюту солнечные лучи залили ее светом. Обвивавшая ее плечи красная шаль горела огнем, а густые черные волосы подчеркивали прозрачность ее напряженного лица. С синими следами на шее она была трагична и прекрасна, как грех. Под складками алого кашемира ее грудь трепетала от волнения.

Язон ничего не говорил, но его взгляд, по мере того как он всматривался в стоящую перед ним стройную фигуру, мутнел и наполнялся бессильной яростью.

– Да, – неохотно признался он наконец, – я еще желаю вас! Несмотря на то, что вы есть, несмотря на отвращение, которое вы мне внушаете, к несчастью, я не могу угасить жажду к вашему телу, ибо вы своей красотой превосходите то, что может выдержать мужчина! Но и это я переборю, я смогу убить мое желание…

Волна радости и надежды захлестнула Марианну. Неужели возможно после всего преодолеть этот трудный мыс… одержать такую немыслимую победу?

– Не проще ли будет… и разумней позволить мне рассказать вам все? – прошептала она. – Я клянусь спасением моей души ничего не утаить от вас из того, что со мною произошло… даже самое позорное! Дайте же мне шанс… Согласитесь дать мне единственный шанс!

Теперь у нее появилось желание защищаться, рассказать ему об ужасе, который накапливался неделями и душил ее… Она чувствовала, что еще может выиграть, что можно вернуть его к ней. Это было видно по изголодавшемуся выражению его взволнованного лица, придававшему ему мученический вид. Она обладала еще громадной властью над Язоном… только бы он согласился выслушать ее.