Рабыни дьявола

Не отвечая, Маттео снял халат, положил на стул и вернулся к кровати с явным намерением расположиться на ней. Но он не успел даже коснуться одеяла, как Марианна вскочила и забилась в угол, укутавшись в занавеску.

– Если только вы посмеете лечь в эту постель, Маттео Дамиани, вы останетесь в ней один, ибо никакая сила не заставит меня разделить ее с таким негодяем, как вы!..

Так же спокойно, словно она ничего не сказала, Маттео улегся, ударом кулака взбил подушку и с видимым удовольствием облокотился на нее.

– Нравится вам или нет, сударыня, у нас будет общая постель так долго, как мне захочется. Вы только что сделали очень ценное замечание. В самые точные расчеты может вкрасться ошибка, и действительно вдруг окажется, что вы еще не беременны. Так что нам надо постараться, чтобы эта вероятность стала уверенностью. Идите сюда!

– Никогда!

Марианна хотела спрыгнуть с кровати, чтобы избежать контакта с тянувшейся к ней рукой. Но она натолкнулась на Истар, которая преграждала ей путь. Высокая негритянка показалась ей громадной, возвышаясь над нею. Словно злой дух восточных сказок внезапно вырос возле нее, чтобы бросить ее во власть демона! Без видимого усилия, словно не замечая отчаянного сопротивления, Истар схватила кричащую и брыкающуюся Марианну в охапку и бросила на постель, где жадные руки Дамиани тотчас пригвоздили ее. Одновременно негритянка пробормотала несколько слов на своем языке: вопрос, на который управляющий ответил по-итальянски:

– Нет, гашиш не надо! Она плохо его перенесла, ребенок может пострадать из-за этого, а у нас есть другое средство. Позови твоих сестер, вы ее просто подержите.

Немедленно три пары черных рук опустились на Марианну, схватили ее за руки и ноги, прижали к постели, несмотря на крики и слезы бессильной ярости. Чтобы заставить ее молчать, ей заткнули рот, но на этот раз милосердное беспамятство не пришло избавить ее от позора и отвращения.

Полузадушенной, совершенно беспомощной в сжимавших ее, как тиски, руках, ей пришлось терпеть натиск палача на протяжении минут, показавшихся ей бесконечными и в течение которых ей сто раз казалось, что она умрет от стыда. Это был подлинный ад. А в нем побагровевшее, потное лицо толстого мужчины, который старался изо всех сил, и три черные фигуры, словно высеченные из камня, наблюдавшие за этим насилием с таким же безразличием, как если бы дело шло о соитии двух животных. Собственно, это так и было: Марианну считали породистой самкой, от которой ждали приплод.

Когда наконец ее освободили, она осталась неподвижной на разоренной постели, задыхаясь от рыданий и залитая слезами, исчерпав свои силы в бесплодном сопротивлении, которое она оказывала всем телом. Она даже не могла кричать или поносить своего палача, и, когда Маттео, еще не отдышавшись от проделанных усилий, покинул кровать и вновь натянул халат, она только простонала, услышав его брань.

– Она так сопротивлялась, что я не получил никакого удовольствия! Но тем не менее мы продолжим это занятие каждый вечер, пока не будем уверены! Оставим ее, Истар, пойдем проведем остаток ночи вместе. Поистине эта дура вызвала бы отвращение к любви у самого Эроса…

И доведенную до изнеможения, побежденную Марианну оставили в мрачной комнате под неусыпной, немой охраной одной из двух других женщин, и никто даже не подумал прикрыть ее. Ей не на что было больше надеяться, даже на Бога! Ей предстояло пройти ступенька за ступенькой эту омерзительную голгофу, – она теперь в этом не сомневалась, – и до тех пор, пока Дамиани не извлечет из ее тела желанный плод.

– Но он не дождется, не дождется… – повторяла про себя несчастная в глубине отчаяния, – я сумею помешать ребенку появиться на свет, а если это все-таки произойдет, я исчезну вместе с ним…

Безнадежные мысли и бесполезные слова, рожденные горячкой и приступами самоуничижения, Марианне пришлось повторять каждый вечер в последующие дни, к омерзительной монотонности которых она постепенно стала даже привыкать.

Она знала, что Люсинда, колдунья, отомстит ей, что ее власть передалась Маттео. Иногда Марианне казалось, что она видит во мраке ее ожившую статую из маленького храма. Она слышала ее смех и… просыпалась вся в поту.