Рабыня Изаура

— Что же произошло, Энрике? Говори, объяснись, ради всего святого, — воскликнула Малвина, бледнея и задыхаясь от внезапно охватившей ее тревоги.

— Что с тобой?.. Не надо огорчаться, сестра, — ответил Энрике, уже сожалея о вырвавшихся у него необдуманных словах. Он поздно понял, что исполнил печально-жалкую роль, посеяв недоверие и разногласия между супругами, которые до того жили в любовном согласии и спокойствии. Он с опозданием и безрезультатно попытался сгладить впечатление от своей бестактности.

— Не беспокойся, Малвина, — продолжал он, пытаясь улыбнуться. — Твой муж просто упрямый осел, и ничего более. Не подумай, что мы собираемся драться на дуэли.

— Да, но ты пришел в негодовании, с горящими глазами… У тебя был такой вид…

— Ну, что. ты! Ты же знаешь, я всегда вспыхиваю по пустякам, как огонь…

— Ты напугал меня!

— Бедняжка… Выпей, — сказал Энрике, подавая ей чашку кофе. — Это лучшее средство от волнений и нервного расстройства.

Малвина попыталась успокоиться, но слова брата запали ей глубоко в душу, отравив ее ядом недоверия и сомнений.

Появление внезапно вошедшего Леонсио положило конец этой сцене. Все трое молча и торопливо позавтракали. Обида уже поселилась в их душах, они смотрели друг на друга холодно и отчужденно. Недоверие проникло в эту маленькую семью, еще недавно такую сплоченную, счастливую и спокойную. После завтрака они разошлись, однако, по привычке, все направились в гостиную. Энрике и Малвина, взявшись за руки, центральным коридором, Леонсио — через внутренние комнаты. Именно в гостиной и находилось невинное, но роковое яблоко раздора, причина разлада, зарождающегося в этой семье.

Они пришли как раз к финалу нелепой сцены, исполненной Белшиором у ног Изауры. Между тем Леонсио, следивший за садовником из-за легких занавесей на дверях гостиной, не заметил Энрике и Малвину, остановившихся на пороге гостиной с другой стороны.

— Ну и ну! — воскликнул он, когда увидел Белшиора на коленях у ног Изауры. — Кажется, у меня в доме появился идол, которому все самозабвенно поклоняются! И даже мой садовник!.. Здравствуйте, сеньор Белшиор! Что такое? Продолжайте представление, у вас неплохо получается… Но мы не нуждаемся в ваших услугах для заботы об этом цветке… Понятно, сеньор Белшиор?

— Простите меня, сеньор, — пробормотал садовник, поднимаясь с колен в смущении и нерешительности. — Я принес эти светы в гостиную, чтобы поставить их в вазы…

— И вручили их, стоя на коленях! Очень галантно. Предупреждаю: если вы не оставите претензий на роль первого любовника, я выставлю вас за дверь пинком под зад.

Пристыженный и ошеломленный Белшиор, натыкаясь на стулья, как слепой, бросился к выходу.

— Изаура! О, моя Изаура! — воскликнул Леонсио, картинно выходя на середину гостиной и с распростертыми объятиями направляясь к девушке, искусно придав своему голосу, до этого резкому и суровому, самое нежное и мягкое звучание.

Пронзительный крик, эхом отозвавшийся в доме, заставил его окаменеть. Он заметил в дверях Малвину, бледную, без чувств уронившую голову на плечо подхватившего ее брата.

— Ах, брат! — воскликнула она, приходя в себя. — Теперь я понимаю все, что ты мне недавно говорил. — И прижав руку к сердцу, которое, казалось, разрывалось от боли, а другой утирая слезы, брызнувшие из пре- красных стаз, она укрылась в своих покоях.

Расстроенный ужасным стечением обстоятельств, жертвой которых он стал, Леонсио, охваченный бешенством и возбуждением, долго ходил по гостиной. Злясь на шурина, дерзкое легкомыслие которого, по его мнению, стало причиной рокового происшествия, грозившего помешать его планам в отношении Изауры, он пытался найти выход из создавшегося положения, в котором он оказался к своему величайшему неудовольствию.

Изаура, испытавшая менее чем за час три покушения на ее целомудрие и бескорыстие, ошеломленная и полная страха, смущения и стыда, убежала, чтобы спрятаться в апельсиновой роще, как испуганный заяц, заслышавший в лугах лай своры разъяренных собак, идущих по следу дичи.

Энрике, в высшей степени возмущенный поведением зятя, не желая его видеть, взял свое ружье и решил убить время охотой, а назавтра непременно уехать в столицу на рассвете.