Рабыня страсти

— Я люблю тебя, мой цветочек, — прошептал он ей на ушко. Теплое дыхание ласково согревало ее шею. Он слегка прикусил мочку уха.

Потянувшись к нему, она утратила твердость — на мгновение ей показалось, будто сердце в груди разорвалось… Это несправедливо!

— И я люблю тебя, Карим-аль-Малика… Люби меня, мой дорогой! Я хочу быть твоей.., сейчас…

Он всем существом своим откликнулся на страстный ее призыв, а потом они лежали, сплетенные, в изнеможении… Молодой месяц посеребрил озерную гладь за стенами обители этой горькой любви, а невидимая ночная птица все пела свою пронзительно-сладкую песню…

ЧАСТЬ III. Аль-Андалус, 945 год

Абд-аль-Рахман, калиф Кордовы, раскинулся на огромной своей постели. За окнами занимался рассвет. Слышны уже были птичьи голоса. Никогда пение их не бывает так прекрасно, как весной, подумалось калифу. Скорее всего, это оттого, что весна — время любви. Любовь волшебно преображает все. Калиф улыбнулся. Уже долгое время он не любил… Пожалуй, несколько лет. Всей душой он был готов отдаться новому чувству, несмотря на то, что ему уже перевалило за пятьдесят…

…Ему прекрасно известно, что о нем все думают. Слухи эти искусно питает его любимица Захра. Захра… Руководимая неуемным тщеславием, она забивает головы молодых наложниц всякими нелепицами. Дескать, калиф уже девятнадцать раз стал отцом… Да он к тому же еще и дедушка! Невзирая на недурной любовный аппетит, который со временем несколько ослабел — это калиф признавал и сам, — он так долго правит, что многим подданным представляется уже глубоким старцем… А вот и не правда! У него сильное и здоровое тело, почти как у двадцатилетнего, а в волосах, все еще светлых и чуть рыжеватых, не видно седины. На дворе весна, и сердце его готово вновь полюбить!

Он сладко потянулся, полной грудью вдыхая свежую утреннюю прохладу. Что предстоит ему нынче? Ах, да, сегодня же именно тот день, когда обычно благодарные друзья, подданные и те, кто только еще желает снискать благосклонность владыки, преподносят ему дары! Возможно, среди них будут и хорошенькие невольницы. Может статься, одно из этих созданий пробудит в нем нечто большее, нежели похоть… Сомнительно, но все же надежда есть. Да!

Это лишний раз доказывает, что сердце владыки готово вновь любить…

Двери спальни бесшумно раскрылись, и вошел раб-постельничий. День владыки начался. Калиф легко спрыгнул с постели. Первым делом искупаться… Затем легкий завтрак: пиала свежего йогурта, чашечка мягкого чаю. Ополоснув ароматной водой руки и лицо, он отдал себя во власть проворных рук раба, тщательно обработавшего ногти калифа и причесавшего его. Затем владыка позволил облачить себя. Для сегодняшнего дня избраны были зеленый и золотой цвета — «цвета пророка». Шелковые шальвары, простая парчовая туника, широкий кушак с россыпью драгоценных камней и столь же богато расшитый халат с широкими рукавами, сияющими парчовой подкладкой. Золотая рукоять кинжала с крупными изумрудами виднелась из-за кушака. Парчовый тюрбан с крупным сверкающим бриллиантом украшал величественную голову владыки. Теперь калиф вполне готов принять посетителей с богатыми дарами.

Тут явилась любимая жена его Захра, дабы пожелать господину доброго утра. Это была благообразная женщина, лет эдак под сорок, с изумительными каштановыми волосами и глазами цвета старого серебра.

— Не позволяй чужеземным гостям утомлять тебя бесконечными беседами, господин мой. Ты должен бережно относиться к своему здоровью — ради нас всех… Хоть я и люблю нашего сына, но ему никогда не быть столь могущественным правителем, как ты, мой дорогой господин! — она улыбнулась калифу улыбкой, полной любви.

Калиф ощутил приступ раздражения. Захра — воистину изумительная женщина… Да, он любит ее, почитает, но в последнее время она чересчур назойливо заботлива, и вообще обращается с ним словно с каким-нибудь седобородым старцем. Она мешает ему, словно песчинка, попавшая в раковину устрицы, раздражает нежное тело моллюска…

— Мне приятны визиты чужеземных послов, дорогая, — отвечал он. — К тому же, кто знает, какую диковину мне преподнесут нынче? А вдруг это будет красавица-рабыня, которая похитит мое сердце? — Он улыбнулся жене и удовлетворенно отметил злобный огонек в ее глазах. Пора, пора ей понять, что он не старец, всецело принадлежащий ей и их сыну Хакаму…