Рад, почти счастлив…

Следующим утром по приезде он встал и увидел в окошке воздух необычайного оттенка – редкой белизны и неподвижности. Мир застыл в стеклянной двадцатипятиградусной пыли. По солнечному дню, которому сдуру можно бы и обрадоваться, звенели птички, отыскавшие себе спасение у труб, под тёплым паром.

Как и сограждане, продолжая исполнять жизнь, Иван каждый день выходил на «железный» воздух и ехал на работу. Дороги были свободны, дворы – полны уснувших машин. Когда мороз покрепчал до двадцати восьми, лёгкая апокалиптичность, и в обычное время присущая большому городу, обострилась. В эти дни Иван с удовольствием ездил в офис. На почве холодов сотрудники сплотились. Кураж и смех, метеосводки из Интернета, курьер, привёзший буклет с моделями печей-буржуек, на случай если городское теплообеспечение даст сбой, – это рабочая неделя оказалась самой весёлой из всех, что помнил Иван.

А под конец её, в пятницу, Ивану на мобильный позвонил Костя.

– Где ты есть? Ты жив ещё? Или тебя заморозило? – кричал он. – Я тебе письмо написал! Ты когда-нибудь проверяешь почту? Тебя вообще интересует, что со мной? Позвонить ты мог?

Иван дослушал реплику.

– Я летал к Андрею, – сказал он. – И, по-моему, у нас с тобой принято, что ты сам звонишь и заходишь.

– Хорошо! Вот я сам звоню! – крикнул Костя. – Ты где? В офисе? Можешь подъехать ко мне во двор?

– Это ещё зачем?

– Ты мне нужен в моём дворе! Не упрямься! Ну, прошу же тебя!

– Хорошо, – сказал Иван. В конце концов, он был рад, что нашлась причина пораньше уйти из офиса.

Он глянул в окно и, замотавшись покрепче шарфом, вышел. На улице дул ветерок. Снежную пыль сметало с крыш. По ясному небу, возмещая отсутствие облаков, расплывались ядовитые и прелестные дымки из заводских труб. Иван добрался до Костиного двора в условленный час, вышел и несколько минут терпеливо прождал под тополем. От ветра у него загорелось лицо. Наконец, Костя выскочил из подъезда.

– Что тебе нужно? – спросил Иван вместо приветствия, но Костя не заметил суровости. Смеясь, он охлопал его – по плечам, по шапке, заботливо подёргал шарф. – Гляди, не замерзни!

– Иди сюда, я тебе покажу кое-что. Смотри наверх. Окна мои видишь? У окошка стол. Видишь – огонёк беленький, это лампа. Кто там под лампой – видишь?

Иван видел и молчал раздосадовано.

– Верно! – улыбнулся Костя. – Машка моя!

Иван не отозвался.

– Всё вышло, как я рассчитал! Я ушёл от них, доказал, что мне на всё чихать, кроме Машки. И ей там сразу стало невмоготу. Понимаешь, оказалось, всё было наносное! Кружевница – она и есть кружевница. Чистый человек! Вещи собрала и дунула с катера. Но ты не хмурься, тут всё наоборот – как ты любишь! Такая сложная ситуация – я затем тебя и позвал.

Обнадёживаясь понемногу, Иван слушал.

– К бабушке Машка после всего вернуться не может, ей стыдно, – объяснял Костя. – Ты же знаешь стариков! Но и ко мне перебраться – тоже нет. Говорит, не могу я, Костя, от бездомности с кем попало жизнь делить. С кем попало – это, то есть, со мной! Но я не обижаюсь. Наоборот. И вот теперь перехожу к делу. Я свою квартиру хочу Машке как бы сдать – бесплатно, конечно. Просто пусть живёт, пока с бабушкой не помирится. А я пока поживу у тебя. Сейчас только за вещами сбегаю – уже всё собрано! Идёт?

Иван не сдержал улыбки.

– А, рад! – завопил Костя. – Ну, по рукам?

– Нет уж! – смеясь, сказал Иван и направился к Костиному подъезду.