Ради любви и чести (ЛП)

ее с отцом сразу после свадьбы. Несмотря на то, что она вырастила двух

сыновей, потеряла мужа, а последние события добавили ей переживания, в

волосах не было седых волос, а лицо оставалось гладким.

Она скользнула ближе к камину и протянула трясущиеся руки над

пламенем. Только вздувшиеся вены, которые стали более выразительными на

ее руках говорили о ее возрасте. И еще она стала более беспокойной, хотя, в

сложившейся ситуации, это не удивительно.

– Сегодня утром я напишу письмо лорду Питту и заверю его, что мы

возместим ему каждый пенни.

– Мы должны не только лорду Питту. – Сказала мать, потирая руки и

снова протягивая их к огню. – Мы в долгу перед многими соседними

лордами.

Открытые бухгалтерские книги на столе передо мной говорили мне о

многом. Я просидел над ними несколько часов, но почти ничего не сделал с

тех пор как вернулся домой два дня назад. Я запустил пальцы в волосы, провел рукой по щетине на щеках и подбородке. Я себя еле сдерживал, чтобы

не ворваться в комнату брата и не избить его, как он того заслуживал! И не

имело значение, что он страдал весь этот год. Это не могло быть

оправданием, чтобы безнаказанно тратить фамильное имущество.

– Олдрик – дурак! – Не смог сдержать я разочарования.

Голова и плечи матери поникли:

– Если бы я только могла ему помочь…

– Не вини себя.

Она всегда была мягкой и снисходительной к нам, а за дисциплину

отвечал отец. Но я не винил ее. Только Олдрик во всем виноват. Я сдержал

желание избить его и отогнал мысли о том, что он причинил столько

беспокойства матери. Подошел к ней и нежно положил руку ей на плечо. Она

подняла на меня широко раскрытые голубые глаза. Я был похож на нее

только глазами. Остальное: темные волосы, смуглая кожа, высокий рост, широкие плечи мне достались от отца, потомка скандинавов, длинной

родословной которых он так гордился.

Мать грустно улыбнулась и сжала в ответ мою руку:

– Мне жаль, что тебе пришлось вернуться при таких ужасных

обстоятельствах.

Я вспомнил об ужинах, которые устраивала той зимой герцогиня

Ривеншир в честь возвращения мужа: безмятежность, игры и смех, стайки

леди, толпившихся вокруг меня. Думаю, герцог поощрял такие собрания, надеясь, что я найду себе подходящую жену. Мои два друга – сэр Деррик и

сэр Коллин, женились не так давно после нашего возвращения. Но пока еще,

несмотря на огромное количество благородных леди в Ривеншире, никто не

привлек мое внимание. В сравнении со справедливой и доброй леди Розмари

– женщиной, за которую я честно сражался год назад, любая была бы в

проигрыше. Боюсь, я никогда не встречу девушку подобную ей. Но я

надеялся, что найду девушку, которая будет мне близка по духу. Если мой

отец смог очаровать такую женщину как мать, то и я смогу найти такую же

спокойную, элегантную и красивую.

– Я рад, что ты позвала меня. – Уверил я мать. – И я сделаю все, чтобы

помочь вам.

– У тебя уже есть какие-то мысли?

– Что вы уже предпринимали?

Жар от огня окутал меня, вытесняя холод, который стоял в дальней

части комнаты. Апрель принес с собой весеннее тепло, но толстые каменные

стены замка еще не оттаяли.

– Я перепробовала все. – Она устало вздохнула, ее плечи снова

опустились. – Петиции, дополнительные займы, более высокие налоги. Я

даже подумывала о том, чтобы разделить землю между соседями.

– Нет. – Я покачал головой. – Без земли и доходов, которые она

приносит, мы потеряем Мейдстоун.

– Это реальная опасность, – прошептала она.

– Я этого не допущу.

Я снова запустил пальцы в волосы, теряясь в догадках, как нам

выплатить огромные долги, которые мой брат накопил за последние месяцы, играя в азартные игры. Я провел много часов на коленях в часовне, умоляя

Бога дать мне ответ. Но сейчас он казался молчаливым и невероятно

далеким.

Мать теребила висящую жемчужину на поясе платья:

– У меня осталось только два способа спасти Мейдстоун.

Я выжидающе посмотрел на нее.

– Но я не очень хочу говорить об этом, – продолжала она. – А других

вариантов у меня нет.

Что-то в ее голосе заставило меня занервничать. У меня возникло

подозрение, что мне не понравятся ее предложения. И когда она подняла на

меня извиняющиеся глаза, подозрение перешло в уверенность.

– Мы могли бы продать картины и реликвии, – сказала она, бросив

взгляд на новый медальон, который я привез домой недавно.

– Нет. – Протест пронзил меня так же остро, как острие кинжала. – Ни

в коем случае.

Многие из этих реликвий хранились в семье на протяжении

десятилетий. Они были бесценны не только по стоимости, но и в

историческом плане, это были произведения искусства и красоты. Наша

семья стала их спасителем и хранителем. Сохранить их – наш священный

долг перед будущими поколениями.

– Я знаю нескольких семей, которые могут быть заинтересованы в них.

– Я даже думать об этом не буду.

Никто другой не смог бы осознать их истинную ценность. Я скорее