Ради мира на земле

Вот и высотка! В этот миг в упор резанул очередью Павла Петровича фашистский офицер.

В сумерки на высотку пришла свежая рота. Нас отводили в тыл. Павла Петровича мы уносили на простреленной шинели. Похоронили его у ободранной пулями березы. Когда в свежий холмик земли воткнули штык и надели на него каску, я, не в силах сдержать нахлынувших чувств, прислонился к стволу.

…Саша очнулся в сумерках. От большой потери крови бил озноб, голова шла кругом, страшная боль не давала шевельнуться.

Фронтовая ночь вступала в свои права. В чистое апрельское небо взлетали осветительные ракеты. Синеву ночи прорезали кровавые линии трассирующих пуль. Трещали торопливые пулеметные и автоматные очереди, со свистом проносились снаряды дальнобойных батарей. «Раскис! Что бы сказал Павел Петрович? Умирать нельзя, ведь еще ничего не сделано…» — роились мысли. Они ожесточали. И он пополз к своим, но острая боль во всем теле сразу оглушила.

В последний раз, когда вернулась способность мыслить, он понял, что сил больше нет. Тело было чужим. И он закричал. Крика не получилось — только протяжный стон…

Так Саша в первых же боях, не истратив до конца ненависти к врагу, не завершив ратных дел, окончил путь. До обидного коротким оказался его послужной список. Не было там боевых реляций о взятии городов, о победах в крупных сражениях. На его грудь не успели приколоть наград.

После того боя, когда его уносили в тыл без сознания, мало было надежды на счастливый исход. Но он перешагнул черту невозможного. И не только выжил, а остался в нашем рабочем строю. Успешно закончил вуз, потом защитил диссертацию, вел научную работу.

Нет, мы не проиграли той схватки с врагом, хотя после нее «на фронте существенных изменений не произошло». Через такие бои лежал путь к нашим решающим сражениям, к победе. Здесь мы обретали силу, становились солдатами.

Б. Д. ДРОБИЗ,

журналист, ветеран войны, капитан в отставке

СВОЯ ИСТОРИЯ

Седьмого марта 1945 года над немецким городом Бунцлау за Одером фашистские зенитчики подожгли советский самолет-штурмовик. Управлял им двадцатитрехлетний командир авиазвена, комсомолец Иван Кузнецов. Он был тяжело ранен, стрелок-радист Василий Муженский убит.

Ивану Кузнецову каким-то чудом удалось посадить самолет. Его выбросило из кабины. Машина, объятая пламенем, взорвалась. Иван не видел, как на бреющем полете над ним пронесся краснозвездный штурмовик: помахав крыльями, летчик прощался с боевыми друзьями.

Обгоревший, с переломами ног, в бессознательном состоянии, Кузнецов попал в Герлицкий лагерь для военнопленных.

Второго мая над поверженным Берлином взвилось знамя Победы, а шесть дней спустя, после упорных и ожесточенных сражений, войска 1-го Украинского фронта, сломив отчаянное сопротивление противника, овладели восточнее Дрездена рядом населенных пунктов, в том числе городом Герлиц. Наступление наших войск было настолько стремительным, что гитлеровцы не успели осуществить свой варварский план: уничтожить подготовленный к взрыву лагерь военнопленных.

Ивана Кузнецова перевезли в армейский госпиталь.

— Кто вы, молодой человек? Как оказались в лагере? — склонившись над его изголовьем, забрасывал вопросами седоусый полковник, начальник госпиталя. — В вашей истории болезни сплошные белые пятна.

— Летчик я. Штурмовик. Сбит зенитчиками, когда возвращался из разведки. Как посадил самолет, не помню. А родом с Урала, из-под Челябинска.

Опираясь на костыль, вошел Никифор Подгайко, бывший партизанский разведчик, с которым Иван сблизился в фашистском лагере. Пристально рассматривая Кузнецова, он то и дело переводил взгляд на журнал, что держал в руке.

— Ты что, впервые видишь или не узнал? — не выдержал Иван.

— А, может, и впервые! А может, и не узнал! — бросил Никифор и громко на всю палату дробно расхохотался: — Хлопцы, полюбуйтесь на него, красавчика! Лопнить мои очи, колы це не Иване!

Кузнецов взглянул на снимок. Вспомнил, как прошлым летом в полку появился корреспондент журнала «Фронтовая иллюстрация» и командир эскадрильи сказал:

— Этого сфотографируйте в первую очередь. Боевой, заслуженный летчик. Командир звена. Комсомольский вожак…

Кузнецов читал, перечитывал подпись под снимком, а перед глазами стояли командир полка Герой Советского Союза Семен Егорович Володин, командир эскадрильи Георгий Клецкин, боевые друзья-однофамильцы Алексей и Иван Филатовы, Евгений Бурнашов, Герой Советского Союза Владимир Ермолаев..

Раненые повскакивали с коек, окружили перебинтованного, закованного в гипс Кузнецова. Набежали из соседних палат. Старый потрепанный журнал ходил по кругу из рук в руки.

Старшина-артиллерист поднял над головой снимок и, откашлявшись, начал громко читать: