Ради острых ощущений

– Пункт седьмой… нормальная реакция. Восемь – немного чересчур, но с вашей точки зрения это даже к лучшему. – Он бросил быстрый взгляд на зажатую в руке карточку. – Девять… Хотя он родился в Англии и провел здесь детство, по воспитанию, и наклонностям он все же австралиец, так что не думаю, что подчинение далось ему легко… Не знаю, он не захотел говорить об этом… Нет, не сказал бы, что здесь имеет место комплекс мученика… Ну, конечно, совершенства не бывает… Это уж по вашей части… Десятый? ПУШ? Определенно не первые два, он слишком горд для этого. Что до третьего, то он относится к тому типу, который обращается за помощью. Да, он еще здесь. И бровью не повел… Думаю, да… Хорошо, я позвоню вам позже.

Он положил трубку. Я ждал. Он не торопился, и я сознательно не стал дергаться и суетиться под его изучающим взглядом.

– Ну что? – спросил он наконец.

– Нет.

– Это нежелание или мысль о сестрах и брате?

– Филипу всего тринадцать.

– Понимаю. – Он сделал вялый жест рукой. – Но все равно, думаю, мне стоит рассказать вам, от чего вы отказываетесь. Мой коллега, который задержал меня утром и с которым я только что разговаривал по телефону, руководит одним из отделов контрразведки – не только политической, но также научной, промышленной и вообще любой. Его отдел специализируется как раз в том, чем пришлось заниматься вам – расследованием изнутри. Просто удивительно, до чего мало внимания даже опытные агенты обращают на слуг и рабочих… так что его людям удавалось добиться заметных результатов. Их часто используют для проверки подозрительных иммигрантов и политических беженцев, не наблюдая за ними со стороны, а работая бок о бок с ними каждый день. Например, недавно несколько сотрудников работали на строительстве сверхсекретных объектов… там были странные утечки информации, подробные планы секретных установок были проданы за границу. Так вот, выяснилось, что фирма, занимающаяся коммерческим шпионажем, получала сведения от агентов, работающих каменщиками, – они укладывали кирпичи, фотографируя при этом здание.

– Филипу, – сказал я, – всего тринадцать.

– Но вам не придется немедленно погрузиться в эту деятельность. Вы же сами сказали, что не обладаете необходимыми знаниями. Сначала вас, как минимум, год будут обучать различным методам, и только потом поручат работу.

– Не могу.

– Между заданиями все сотрудники получают отпуск. Если работа заняла четыре месяца – как та, что вы делали для нас, – отпуск будет шесть недель. Как правило, больше девяти месяцев в году никто не работает. Вы сможете часто приезжать домой.

– Если я буду отсутствовать, у меня не будет ни денег для платы за школу, ни дома.

– Британское правительство действительно не сможет платить нам столько, сколько вы сейчас зарабатываете, но ведь существует такая удобная вещь, как управляющий фермой.

Я открыл было рот и снова закрыл его.

– Обдумайте все хорошенько, – мягко посоветовал он. – Мне надо повидать еще одного из моих коллег… Я вернусь через час.

Он поднялся и медленно вышел из комнаты.

Голуби все так же суетились на подоконнике. Я подумал о годах, потраченных на устройство фермы, и о том, чего я достиг. Я еще сравнительно молод, но мое дело уже считается достаточно солидным, и годам к пятидесяти, если повезет, я буду владельцем одной из лучших племенных ферм Австралии и смогу наслаждаться богатством, влиянием и всеобщим уважением. Беккет же предлагает мне одиночество, непрестижную работу и плохое жилье, не говоря уже о риске окончить жизнь, получив пулю в лоб.

Если рассуждать здраво, мне просто не из чего выбирать. Белинда, Хелен и Филип все еще нуждаются в защите, доме и хотя бы той замене отцовской заботы, которую я могу им предложить. Ни один нормальный человек не отдал бы преуспевающую ферму в руки управляющего, чтобы стать кем-то вроде разгребателя мусора. Иначе эту работу не назовешь.

Но это если здраво… На самом-то деле я ведь уже один раз бросил свою семью на произвол судьбы – как сказал Беккет, мне не доставляет удовольствия ощущать себя мучеником. А преуспевающее дело уже один раз довело меня до депрессии.

Теперь я точно знаю, что я из себя представляю и на что способен. Я вспомнил, как много раз меня так и подмывало бросить все к чертовой бабушке, но я удержался. Я вспомнил тот момент, когда я взял в руку свисток Элинор и меня озарила догадка. Я вспомнил удовлетворение, с которым я стоял в опаленном загончике Кандерстега, зная, что наконец одержал победу над Эдамсом и Хамбером. Никогда продажа лошади, пусть даже самая выгодная, не наполняла меня такой глубокой радостью.

Час прошел. Голуби улетели с подоконника. Вернулся Беккет.

– Ну что? – спросил он. – Да или нет?

– Да.

Он громко расхохотался.

– И все? Никаких вопросов или условий?

– Никаких условий. Но мне нужно съездить домой и привести в порядок свои дела.

– Разумеется. – Он поднял трубку. – Мой коллега хотел бы увидеться с вами до вашего отъезда. – Его пальцы легли на диск. – Сейчас я договорюсь.

– Один вопрос. – Да?

– Что такое ПУШ в десятом пункте?