Радикалы и минималисты

«Ленинградские ковбои» в гротескных чубастых париках и полуметровых остроносых ботинках поют «Дубинушку» и «Дилайлу», обняв своих русских братьев в мундирах. А в ответ на восторги публики в очередной раз демонстрируют свой фирменно-кошмарный английский: «Сэнк ю вери мэни!» Репертуар кантри-мьюзик они обогащают лирическими напевами о колхозных полях и фермах. Заметим, что веточка стеба на древе соцреализма расцвела в творчестве Каурисмяки задолго до появления «старых песен о главном».

Действие большинства картин Аки происходит словно бы в одном из наших захолустий. Русское влияние, зачастую эстонски опосредованное, проникает в Финляндию через воздух и быт, историю и географию. И если Каурисмяки экранизирует «Преступление и наказание», если в его фильмах то и дело звучит музыка Шостаковича и Чайковского, это свидетельство близости русской культуры – близости не только духовной, но и физической, что, как известно, укрепляет любой союз.

«Береги свою косынку, Татьяна»

Близость проявляется и в глубоких соитиях, и в случайных, мимолетных касаниях. То вдруг в фонограмме фильма послышится обрывок русской речи – из телевизора, что без труда принимает нашу программу. То зазвучит голос Георга Отса, то песня «Не спеши» (Бабаджанян – Евтушенко – Магомаев), памятная тем, кому за тридцать. И хотя поют по-фински, есть какое-то отчужденное языком ностальгическое напоминание о нашей душевной родственности. Критик Джуди Блох находит ей определение: «Дуализм его родной Финляндии – пускай и самой американизированной скандинавской страны, но обладающей русской душой – вдохновляет фильмы Аки Каурисмяки, словно неуклюжая муза с головой двуликого Януса».

В фильме «Береги свою косынку, Татьяна» (1994) трогательные отношения двух финнов, эстонки и гостьи из Алма-Аты с блистательным лаконизмом характеризуют менталитет финских мужчин и советских женщин, каким он был до сексуальной революции и распада Союза. Два финских неудачника чувствуют себя рядом с девушками настоящими капиталистами. Не в состоянии разобраться со своей убогой, никому не нужной жизнью, обнаруживают, что стали покровителями чужой. Буквально по Аки Каурисмяки: «Человеческая жизнь слишком короткая и жалкая, так выжмем же из нее максимум». К постоянным актерам Каурисмяки в этом фильме добавляется Кирси Тюккюляйнен, известная также как успешный промоутер нового финского кино.

«Огни городской окраины»

«Гамлет идет в бизнес»

«Я нанял убийцу»

«Тени в раю»

Фильм под названием «Я нанял убийцу» (1990) Аки сделал в Англии с Жан-Пьером Лео в главной роли. А «Жизнь богемы» (1992) – конечно, в Париже. Но – удивительная вещь – картины эти остались несомненно финскими. Только они еще больше сдвинулись в сторону универсальных проблем большого города, где всегда полно безработных, маргиналов, эмигрантов и просто неприкаянных личностей. Герой Лео до того отчаялся, что не в состоянии даже покончить с собой и потому нанимает по контракту убийцу. Но, впервые на своем веку глотнув виски и сняв женщину, он обнаруживает, что жизнь не такая плохая штука. Остается расторгнуть контракт, однако именно это невозможно. Очень даже по-фински.

В фильме «Жизнь богемы» ощущение маргинальности еще больше обостряется, хотя иллюзии и надежда на бегство уступают место устойчивости легенды. Легенды, где Париж признан столицей мира, где еще до belle epoque и Пуччини персонажей богемы мифологизировали Дюма-сын и Мюрже. Здесь живут художник, поэт и композитор, поддерживая друг друга в любовных смутах. Они совершенно по-русски соображают на троих, но стоит хоть чуть-чуть разжиться, как дают волю своим капризам: ездят на дорогих лошадях, пьют благородные вина и швыряются деньгами прямо из окон. Они проявляют чудеса изобретательности в том, как раздобыть пятифранковую монету, и ухитряются заказать в ресторане форель с двумя головами, которую можно поделить по-братски. Они говорят на особом языке, смешивая уличный и театральный арго с высокопарными оборотами классицизма. Словом, это отъявленная богема, на которой пробы ставить негде. А к финалу картины, где умирает от чахотки Мими, возлюбленная одного из друзей, авторы советуют зрительницам запастись носовыми платками, ибо финал этот самый печальный и душераздирающий после «Моста Ватерлоо».

В этой меланхоличной комедии, которая совершенно случайно оказывается мелодрамой, Каурисмяки цитирует и чаплиновскую «Парижанку», и «Загородную прогулку» Ренуара, и «Ночи Кабирии» Феллини, и ленты Рене Клера. Заметим, самых больших мудрецов и оптимистов кинематографа. Разумеется, и в оптимизме, и в мелодраматической надрывности немало иронии. Каурисмяки и впрямь открыл вдохновляющий пример для малых стран и культур, напомнив, что все мы, в сущности, из одной деревни.