Радищев

Доказывая невыгодность крепостного права для хозяйственного развития, обращая внимание помещиков на несправедливость крепостного состояния крестьян с точки зрения морали, указывая на неизбежность крестьянского восстания, он хочет всем этим убедить помещиков освободить крестьян. «Неужели, — говорит он, обращаясь к помещикам, — не будем мы толико мужественны в побеждении наших предрассудков, в попрании нашего корыстолюбия и не освободим братию нашу из оков рабства… (Разрядка наша). Идите, — говорит он, — идите возлюбленные мои в жилища братии вашей и возвестите о премене их жребия…, оставьте гордое различие, познайте ваше равенство с земледельцем и убежденные общей пользой лобзайте братию нашу… забудем прежнее злодейство и да возлюбим друг друга искренне».

Такой чисто христианской проповедью Радищев хочет убедить помещика освободить крестьян.

По этому поводу Екатерина иронически замечает: «уговаривает помещиков освободить крестьян, да никто его не послушает». Позже Радищев и сам убедился в правильности этих слов.

Крепостника трудно было убедить чувствительной проповедью о том, что невыгодно и несправедливо «угнетать себе подобных». Он по-своему понимал «равенство» и «собственную пользу» и крепко держался за крепостное право. Тогда вместо доказательств «от собственной пользы» и доводов морали Радищев пускает в ход угрозы и призраком пугачевщины хочет напугать помещиков. «Страшись, — говорит он, — помещик жестокосердный, на челе каждого из твоих крестьян вижу я твое осуждение».

«Не ведаете ли, любезные наши сограждане, коликая нам предстоит гибель, в какой мы вращаемся опасности… Поток, загражденный в стремлении своем, тем сильнее становится, чем тверже находит противостояние. Прорвав оплот единажды, ничто уже в развитии его противиться ему не возможет… Таковы суть братия наша в узах нами содержимые ждут случая и часа… Смерть и суровость нам будет посул за нашу бесчеловечность… и чем медлительнее и упорнее мы были в разрешении их уз, тем стремительнее и упорнее они будут во мщении своем».

По мнению Радищева час расплаты близок, «опасность уже вращается над головами нашими»… крестьяне только ждут «часа удобности»… «уже время вознесши косу, ждет часа удобности и первый льстец или любитель человечества, возникши на пробуждение несчастных, ускорит его мах».. В своем мщении «крестьяне» неумолимы, они не будут щадить ни пола, ни возраста» и будут искать «веселения, мщения», нежели пользу сотрясения уз… Блюдитеся!»

Необходимо начать освобождение сверху силами правительства и помещиков, пока оно не началось снизу, силою крестьян. Таков вывод из всех этих рассуждений.

Но русские крепостники в лице абсолютной монархии Екатерины II и не думали расставаться с крепостным правом. Вскоре Радищев и сам начинает убеждаться в справедливости слов Екатерины II и видит, что его действительно «никто не послушает». Чем больше Радищев теряет надежду на освобождение крестьян силами самих помещиков, тем больше ожидает освобождения снизу, при помощи силы самого крестьянства. «Из мучительства, — говорит он, — рождается вольность». Значит, чем хуже, тем лучше.

«Надежда на бунт от мужиков» в глазах Радищева являлась одним из самых решительных средств добиться свободы. Мера эта нежелательна, вынуждена, но она совершенно необходима и логически вытекает из сложившейся общественно-политической обстановки.

Эта надежда часто выливается в открытый призыв к бунту. «Богатство сего кровопийца (помещика), — говорит Радищев, — ему не принадлежит, оно нажито грабежом

и заслуживает строгого в законе наказания», а потому «сокрушите орудия его земледелия, сожгите его риги, овины, житницы и развейте пепел по нивам, на них же совершалось его мучительство». «Но крестьянин в законе мертв, сказали мы… нет он жив, жив будет, если того восхочет».

Важно заметить, что Радищев не только допускал возможность освобождения крестьян революционными методами, но условно верил в творчески, созидательную силу крестьян.

«О! Если бы рабы тяжкими узами отягченные, яряся в отчаянии своем, разбили железом вольности их препятствующим головы наши, головы бесчеловечных своих господ и кровью нашей обагрили нивы свои! Что бы тем потеряло государство?» спрашивает Радищев.

Из его ответа видно, что в этом случае крестьяне положительно ничего бы не потеряли. «Скоро бы из среды их — продолжает он — исторгнулись великие мужи для заступления избитого племени; но были бы они других о себе мыслей и права угнетения лишены. — Не мечта сие, но взор проницает густую завесу времени, от очей ваших будущее скрывающую; я зрю сквозь целое столетие». (Разрядка наша).