Радость моих серых дней

– Если будет нужна любая помощь, любые деньги, звони. В любое время суток.

– Хорошо, – принимаю, зная, что никогда не воспользуюсь.

Он раскрывает портмоне и протягивает мне пачку купюр.

– Извини, наличных больше нет. Всё, что есть.

– Я не могу взять деньги.

– Не глупи. Можешь считать, это чаевые, что за этой истеричкой убрала. Но это тебе. И это не обсуждается.

– Я не могу.

– Севиндж, – наклоняется он. – Это на ребёнка. Если ты просишь меня скрывать такое от Тихона, то не отказывайся от моей помощи. Позволь тебе помочь.

– Хорошо, – выдыхаю я и позволяю ему вставить деньги в мою ладонь.

– Нужно придумать, что с тобой делать, – он смотрит по сторонам и на мой живот. – Придумаем. А сейчас мне нужно идти. До свидания, Севиндж.

– До свидания, Виктор. Спасибо.

Он усмехается мне в ответ, и я знаю, что совсем скоро сюда придёт Тихон. И я знаю, что мне некуда бежать. И в глубине души я знаю, что не хочу. Устала.

Глава 34

Он.

Стараюсь сдержать злость и не могу. Отчитываю сотрудников за косяк. Нехилый такой. На пару миллионов убытков.

Пытаюсь понять, как вышло, что они упустили утечку средств на чужой счёт. Минуя поставщика. Пытаюсь, правда. Но не в том состоянии душевном. Понятливым не скоро смогу стать. И срываюсь на крик и ругань.

Витюша лишь хмурится. Когда все покидают кабинет, бросает на меня взгляд. Недовольный. Презрительный.

– Долго ещё себя мучить собираешься?

Отмахиваюсь от его слов, как от мухи назойливой. Надоедливой. Знаю, что сказать хочет, но слышать не хочу. Не могу. Полгода одно и то же.

– Тихон, – словно решив какую-то сложную задачу в голове, бросает друг. – Я Севиндж видел.

Замираю. Заткнись. Просто закрой рот и замолчи! Но он не собирается:

– Она в Москве.

Заткнись

. Я хочу наорать на него. Выставить вон.

– Я встретил её в Тимирязевском парке.

Мне плевать. Просто заткнись.

– Она полы моет в шашлычной.

Мне всё равно. Не терзай мою душу, рыжий дьявол.

– Она беременна, Тихон, – ещё тише говорит Витюша и добавляет, словно я кретин: – От тебя.

Поднимаю тяжёлый взгляд от стола и ищу хоть один долбанный намёк, что это всё мне привиделось. Послышалось. Почудилось. Разыгралось в моём воображении воспалённом. Но нет. Рыжий дьявол сверлит меня глазами. Насквозь.

Чувствую, как сердце моё сжимается от боли.

– Повтори! – всё-таки кричу на него.

– Севиндж беременна от тебя.

– Ты что – идиот? В какой шашлычной, твою мать?

Он протягивает мне прямоугольный пластик. Визитка. Адрес врезается в мою память. Отпечатывается намертво. И я срываюсь с места.

Стартую, не успев закрыть дверцу.

***

Влетаю в помещение и ищу глазами девушку. Нахожу и наконец выдыхаю. Делаю глубокий вдох. Словно полгода не дышал. Лёгкие горят от кислорода. Выдыхаю. Пока не осматриваю полностью. С головы до ног. Мрачнею от этой картины. Сердце кровью обливается. Ненависть к себе внутри плещется. Обдаёт желчью горькой.

Она стоит в тёмном закутке, прислонившись к стене. Хрупкая. Тонкая. Лишь округлившиеся груди да огромный живот торчат вперёд. Её руки ещё тоньше. Совсем не такие, как я запомнил. Ноги тоже.

Она не видит меня. Пока нет. Смотрит устало на живот. Гладит ладонями. Поднимает взгляд, словно почувствовав, что за ней наблюдают. Лицо искажается болью. Бледная. Под глазами пролегли тёмные круги. Кривит губы и отворачивается.

Преодолеваю расстояние между нами за считанные секунды и бросаю:

– Ты! За мной!

Смотрит беспомощно. К ней подходит официант. Молодой кавказец.

– Всё в порядке?

– В порядке, – отвечаю я не глядя. И тут же к ней обращаюсь: – Вещи твои где?

– Я не пойду с вами, – говорит она. – Мой рабочий день не закончен.

– Где её вещи? – спрашиваю у официанта.

Он – умный малый. Видит, что я не намерен шутки шутить. Чувствует опасность. Молча открывает каморку и кивает.

Хватаю вещи, беру её за руку и иду на улицу. Волоку её за собой.

– Стойте, – говорит она, но я иду молча.

Много хочу ей сказать. Но сначала нужно успокоиться.

– Тихон, – я вздрагиваю от звучания своего имени на её губах. – Я не могу так быстро. Ребёнок…

Я резко останавливаюсь, и она врезается в моё тело.

– … перевернулся и давит на мочевой пузырь.

Усаживаю её на ближайшую лавку. Хожу вперёд-назад размашистыми шагами. Злюсь. На себя. На неё.

– Ты знала! – обвиняюще рычу. – Знала и ни черта мне не сказала!

– Вы ясно дали понять…

– Серьёзно? – взрываюсь я. – Ты это сейчас серьёзно говоришь? То есть, ты считаешь, что этот небольшой нюанс ничего не меняет? Почему не сказала?

– Я хотела, – она качает головой, – но не знала как.

– Как насчёт: «Тихон, я беременна»? – кричу. Она съёживается. – Есть много разных способов, но ты промолчала.

– Я собиралась сказать. Честно. Сначала я искала нужные слова, а потом… – Она вскидывает подбородок и смотрит мне в глаза. – Вы выгнали меня. Вы ясно дали понять, что…

– Лучше молчи, – грубо перебиваю.

Она отводит взгляд в сторону. Молчит. Руки ложатся поверх живота. Гладят. Лёгкая улыбка касается её губ. Мимолётной вспышкой. Отголоском воспоминания. О времени нашего счастья в избушке лесной.