Радость на небесах. Тихий уголок. И снова к солнцу

— Пусть сперва уйдут, — шепнула она и, в ужасе бросив на него полный отчаяния взгляд, повернулась и выскочила за дверь. На середине лестницы она остановилась, крепко вцепилась в перила, оглянулась. Спустилась ступенькой ниже, потом на другую и, обессилев, села там и заплакала, а перед глазами ее все маячили три сдвинутые вместе головы над белым кухонным столом.

— О господи! — взмолилась она со стоном, — не дай ему слушать их, не дай услышать! Я люблю его. Это не он. Это не Кип. Я не знаю, кто это.

Она вышла на улицу и побежала на угол ловить такси. Почти бегом мчалась она все дальше по дороге к церкви. Тук, тук, тук — дробно стучали по тротуару ее высокие каблучки. У нее закололо в боку, но она, зажав бок рукой, все бежала, пока не завиднелась старая кирпичная церковь со светящимся в темном небе крестом. По усыпанной гравием дорожке, спотыкаясь, добежала она до порога и распахнула тяжелую дверь. В тишине пустой церкви она стояла в центральном проходе, устремив взгляд на алый свет над алтарем. «Да я просто с ума сошла, — подумала Джулия, — с чего это я взяла, что отец Батлер сейчас здесь?»

И она прошла по улице к мрачному каменному дому, в вестибюле которого горел свет. На ее звонок дверь отворила полная седая экономка.

— Здесь останавливается отец Батлер? — запыхавшись, спросила Джулия. — Мне необходимо с ним увидеться. Пожалуйста, узнайте.

— Кажется, он спит, мисс.

— Скажите, это Джулия Эванс. Прошу вас, поскорее! — Задыхаясь, она жадно ловила воздух яркогубым открытым ртом. Экономке передалось ее волнение. Она провела Джулию в оклеенную темными обоями неказистую маленькую приемную с висящими по стенам картинами на библейские сюжеты.

— Рада бы поскорее, да вот нога подводит… — сказала женщина и заковыляла вверх по лестнице.

«Боже мой, да что она так ползет? — в отчаянии думала Джулия. — Вчера, лежа с ним рядом, я молилась, надеялась, все будет хорошо… Нет, беда надвигается… Ну почему эта тетушка так медлит!»

Но тут Джулия обрадовалась, услышав, как кто-то торопливо сбегает по лестнице. В комнате появился отец Батлер, улыбаясь во все свое веснушчатое лицо, самое обнадеживающее, самое сердечное лицо на свете.

— Я насчет Кипа, — сказала Джулия. — Я… — Она запнулась, подумала: «Что бы ни случилось, нельзя его предавать». — Я почувствовала недоброе… это все… — добавила она чуть слышно.

— Рассказывайте! Живей! — резко сказал священник, взяв ее за плечо.

Но она была в ужасе от того, что ей предстояло рассказать, слова застревали у нее в горле.

— Фоули и Керман замышляют ограбление… Я расслышала всего несколько слов. Банк, что на улице Шербурн. Там счета оформляет рыжая девушка. — И Джулия рассказала священнику о том, что слышала, и о том, что Кип потерял работу и как это его надломило. — Я поняла: он может сделать что-то страшное. Удержите его. Умоляю вас, удержите. Я люблю его, и ведь вы его тоже любите.

Взгляд священника был таким горестным, что Джулия заплакала, но не отводила от него глаз, моля о помощи.

— С первого дня все пошло не так, — сказал он с горечью. — Сперва люди гордыню в нем пробудили, заставили его поверить, как много он для них значит, ну а потом потеряли к нему интерес и выбросили его, как старую перчатку.

— Что вы думаете предпринять? Ведь вы ему ничего худого не сделаете, правда?

— Я могу увезти его к себе. Он освобожден под мою опеку. Тем более что он теперь без работы, так?

— И он узнает, что предала его я, что отдала снова под надзор… Кип не захочет жить, если не будет свободным. Я люблю его, но он этого не поймет.

— Вы заблуждаетесь, дитя мое, — ласково убеждал ее священник.

Пусть она только представит себе, говорил он, как это подействует на всех в городе, если любовь в душе Кипа обернется ненавистью и он совершит преступление. Люди будут вспоминать, с каким доверием и доброжелательностью его встретили. И они ожесточатся против всех заключенных, надеющихся на досрочное освобождение.

— Я люблю Кипа, и вы его любите, — сказал отец Батлер. — Мы не допустим такой беды. Ведь под угрозой нечто большее, чем Кип. Но все образуется, и вы опять будете имеете. Почему вы решили, что не сможете?

— Вы думаете, смогу?

— Разумеется.

На улице они не разговаривали, словно каждый из них шел своей дорогой, даже когда они вместе поднимались по лестнице.

В кухне все еще держался сильный запах табака, а под потолком не рассеялось густое облако дыма. Они стояли рядом и смотрели на сдвинутые к краю стола бутылки, на три пустых стула. Джулия оглядела скатерть, на которой Фоули чертил план. Там осталось лишь темное пятно. Кто-то, очевидно, стер план рукой.

— Видите, стерто, — сказала Джулия, — наверно, они раздумали… Только пятно осталось… Вы поняли, что это значит?

— Я эту парочку знаю, — ответил священник. — Фоули ненавидит все и вся. Если б ему удалось вернуть Кипа на прежнюю стезю, он бы почувствовал себя пастырем, вернувшим в стадо заблудшую овцу.

Но она повторила:

— Ведь план стерт. Наверно, это Кип его отменил. Конечно, он. И все стер. Был, и нет его. Кип вернется, — тихо сказала она с внезапной пылкой верой.