Радуга тяготения

После того визита он написал домой Наллине: «Англичане, мамуля, – они довольно странные насчет вкусов. Другие, не как мы. Наверно, климат. Они любят такое, что нам и во сне не привидится. Иногда аж наизнанку выворачивает, ну правда. Я тут на днях попробовал одну штуку – называется „винные желейные“. Они думают, это конфеты, мамуль! Если сообразить, как скормить эту дрянь Гитлеру, – сто к одному, что войне кранты завтра же!» И вот опять он пробует эти клятые желатиновые фиговины, кивая – он надеется, любезно – миссис Квандал. На конфетах выпукло значатся названия разных вин.

– И совсем капелька ментола, – миссис Квандал, забрасывая конфету в рот. – Объедение.

Ленитроп наконец выбирает ту, что обозначена «Лафитт-Ротшильд», и пихает в пасть.

– О-о. Ага. М-м. Отлично.

– Если правда хотите своеобразного, попробуйте «Доктор из Бернкастеля». Кстати! А это не вы мне приносили чудесные такие американские конфетки, склизкий вяз, кленовые, с привкусом сассафраса…

– «Скользкий вяз». Черти червивые, простите, у меня вчера закончились.

Входит Дарлина с дымящимся чайником и тремя чашками на подносе.

– Это что? – Ленитроп, весьма поспешно.

– Вообще-то, Эния, тебе лучше не знать.

– Это точно, – после первого глотка, жалея, что Дарлина не добавила побольше лаймового сока или хоть чего, чтоб забить основной вкус, каковой отвратительно горек. Эти люди поистине рехнутые. Никакого, ессессно, сахару.

Он лезет в вазу с конфетами, извлекает черную, ребристую лакричную карамельку. На вид безвредна. Но едва он надкусывает, Дарлина смотрит на него и на карамельку странновато – молодчина, девка, отлично выбрала момент, – и грит:

– Ой, а я думала, от этих, – веселое «эт-тих», вылитая Гилберт-и-Салливанова инженю, – мы избавились сто лет назад, – и тут Ленитроп натыкается на ползучую жидкую начинку, по вкусу – как апельсиновые корки под майонезом.

– Вы съели мой последний «Мармеладный Сюрприз»! – кричит миссис Квандал, с быстротою фокусника явив взорам яйцевидную пастельно-зеленую сласть, сплошь утыканную сиреневой нонпарелью. – За это я не дам вам ни крошки «ревеня со сливками» – а он восхитителен. – И сласть отправляется ей в рот целиком.

– Так мне и надо. – Ленитроп, размышляя, что вообще хотел этим сказать, прихлебывает травяной чай, дабы избавиться от вкуса майонезной конфеты, – ой, только это ошибка, ага, рот его снова наполняется кошмарным алкалоидным опустошеньем, до са́мого мягкого нёба, где этот вкус и пускает корни. Дарлина, милосердная, как сама Найтингейл, сует ему твердую красную конфету, вылепленную в виде малины… мм, как ни странно, даже на вкус малина, хотя горечь и близко не растворяется. Он вгрызается с нетерпением и, еще не сомкнув зубов, знает – идиот, блядь, – что его опять поимели: на язык извергается наиужаснейшая кристаллическая концентрация, ёк-сель, да это ж чистая азотная кислота. – Спаси и помилуй, вот это кислятина, – едва способен выдавить слова, так его сморщило, вот в точности такие фокусы выкидывал Скок Хэрриган, чтоб заставить Трудягу Танка бросить эту его окарину, и так-то гнусный трюк, но предосудителен вдвойне, если его подстраивает пожилая дама, которая вроде из наших Союзников, твою ять, он даже не видит ничего, эта дрянь забралась в нос и, да что ж это такое, что-то там растворяться не хочет, разъедает съежившийся язык и толченым стеклом хрустит на зубах. Миссис Квандал тем временем занята: утонченно покусывая, смакует вишнево-хининный птифур. Улыбается молодежи из-за вазы с конфетами. Ленитроп, забывшись, снова тянется к чашке. Красиво уже не выпутаться. Дарлина стащила с полки пару-тройку новых банок с конфетами, и Ленитроп ныряет – словно путешествие к центру враждебной планетки, – в гигантский бонбон хрумп сквозь шоколадную мантию к мощно-эвкалиптовой помадке и наконец к ядру из очень жесткого виноградного гуммиарабика. Он выцарапывает осколок этой фигни из зубов и некоторое время разглядывает. Осколок фиолетовый.

– Вот теперь вы понимаете! – Миссис Квандал машет ему крапчатой массой из имбирного корня, баттерскотча и анисового семени. – Видите, этим надо еще и любоваться

. Отчего американцы такие порывистые?

– Ну, – бормочет, – обычно мы ничего сложнее «Херши» не едим…

– Ой, попробуй эту, – вопит Дарлина, хватаясь за горло и подталкивая Ленитропа всем телом.

– Ну надо же, это, небось, ничё так себе, – опасливо взяв жуткую с виду буроватую диковину, точную копию миллзовской лимонки в четверть величины, предохранительный рычаг, чека, всё на месте – одна из патриотических конфет, что выпускались до того, как сахар стал в дефиците, а еще, замечает Ленитроп, заглянув в банку, есть патрон от «уэбли».455 из розово-зеленого полосатого ириса, шеститонная сейсмическая бомба из какого-то сбрызнутого серебром голубого желатина и лакричная базука.

– Ну же, – Дарлина прямо хватает его руку с конфетой и пытается втиснуть ему в рот.

– Я просто, ну, любовался, как миссис Квандал велела.

– А лапать конфеты нечестно, Эния.