Радуга тяготения

Останавливаются лицом друг к другу, каждый в своем освещенном кружке. Ленитроп припоминает, что у него преимущество. Полувиновато улыбается, поводит дулом в их сторону, придвигается ближе. После дискуссии, вроде бы попусту затянутой, Ждаев и Чичерин решают поднять руки.

— Ракетмен!

— Здрасьте.

— Что это вы делаете в такой фашистской форме?

— Вы правы. Я, наверно, лучше в Красную армию запишусь. — Нэрриш приваливает Шпрингера к гладким кабелям в резине и серебристой сеточке и подходит разоружить русских. За спиной в конце тоннеля войска по-прежнему вышибают двери.

— Не хотите, ребята, раздеться, а? Слышьте, Чичерин, как вам, кстати, понравился гашиш?

— Ну, — стягивая брюки, — мы в

будкенаверху только что покурили… Ракетмен, вы потрясающе чувствуете момент. Он же просто что-то с чем-то, Ждаев, скажите?

Ленитроп высвобождается из смокинга.

— Только стояк себе, приятель, не заработайте.

— Я серьезно. Это ваш Schwartzph"anomen [305].

— Хватит вола вертеть.

— А вы и не знаете. Он вам весь балет ставит. Мой, например, вечно пытается меня ликвидировать.Нам вот

чем нужно обменяться, а не мундирами.

Маскировочная бодяга усложняется. Китель Ждаева с золотозведными погонаминакидывают на Скакуна, который сейчас мурлычет всем попурри Курта Вайля. Ждаев облачается в белый костюм Шпрингера, затем майора и Чичерина связывают их же ремнями, а вдоба-авок и галстуками.

— Так — идея в том, — поясняет Ленитроп, — что вы, Чичерин, будете изображать меня, а вот майор… — В сей миг дверь в конце тоннеля разрывается настежь, и в коридор влетают две фигуры со зловещими автоматами «суоми» — дисковые магазины здоровые, как барабаны у Джина Крупы. Ленитроп стоит на свету в мундире Чичерина и драматично машет, указывая на двух связанных по рукам и ногам офицеров. — Постарайтесь хорошенько, — бормочет он Чичерину. — Я вам доверяю, но осторожно — у меня отличный пассивный словарный запас, я пойму, что вы говорите.

Чичерин-то не возражает, но запутался.

— А я-то кем должен быть?

— Ох блядь… слушайте, прикажите им просто сходить наверх и проверить насосную станцию, это срочно. — Лени троп жестикулирует и шевелит губами в такт, пока Чичерин излагает. Похоже, сработало. Те двое отдают честь и удаляются через собственноручно расстрелянную дверь.

— Вот павианы, — Чичерин качает головой. — Павианы черножопые,да и только! Откуда вы знали, Ракетмен? Хотя, конечно, ничего вы не знали, это все «Швардфеномен». Прекрасный штрих. Когда те двое смотрели на меня через окно. И я подумал — ну, знаете, подумал примерно то же, что, сами подумайте, я бы и подумал…

Но Ленитроп уже вне зоны слышимости. Шпрингер теперь научился спотыкаться иноходью. Они добираются до измерительного бункера, больше ни с кем не столкнувшись. За дверью с бронестеклом, за их собственными отражениями — все тот же испытательный каркас, окна вышиблены, по всей конструкции немецко-экспрессионистской рябью стекает серо-черная маскировка. Два бойца, известное дело, рыщут вокруг насосной станции, ничего не находя. Вот они снова исчезают внутри, и Нэрриш открывает дверь.

— Скорей. — Они просачиваются наружу, на арену действий.

Вновь взобраться по склону и углубиться в лес — это какое-то время. Появляются Отто и Хильда. Они изящно лишили машину и водителя Ждаева ручки распределителя зажигания. Поэтому теперь им четверым предстоит взгромоздить заливающийся трелями полезный груз — Герхардта фон Гёлля — на несколько захудалых футов песчаной насыпи: хуже сконструированной силовой установки этот испытательный стенд уже давненько не видывал. Отто и Хильда тянут Шпрингера за руки, Нэрриш и Ленитроп толкают в корму. Где-то на полпути вверх Шпрингер испускает неимоверный ветер, что много минут эхом разносится по всему историческому эллипсу, вроде как: а теперь, публика, только для вас — моя анальная пародия на A4…

— Ох, еб твою, — рявкает Ленитроп.

— Эрегированный зеленый конь планетоида и кости, — в ответ кивает Скакун.

Музыка и болтовня вдалеке у Монтажного Корпуса уже замерли, их сменило неприятное затишье. Перевалили наконец через верх и снова в лес, где Шпрингер упирается лбом в древесный ствол и принимается неудержимо блевать.

— Нэрриш, мы рискуем жизнью из-за этого хама?

Однако тот занят — помогает друг)? туже сжать живот.

— Герхардт, все в порядке? Чем вам помочь?

— Прелестно! — давится Шпрингер, рвота струйкой стекает по подбородку. — Ах-х. Как это изумительно!

Подваливают шимпанзе, лабухи, танцовщицы. Их приносит на рандеву. За последнюю дюну и вниз, к утоптанному шлаковому треугольнику Испытательного Стенда X, за ним — море. Музыканты некоторое время играют что-то вроде марша. За нижним пляжем прибой оставил им полоску песка.

Однако фрау Гнабх нигде не видно. Хафтунг идет за ручку с обезьяной. Феликс вытряхивает из тубы слюни. Хористка с волосами медового оттенка — как ее зовут, Ленитроп так и не понял, — обхватывает его руками:

— Мне страшно.

— Мне тоже. — Он ее обнимает.