Радуйся, пока живой

— Для окончательной идентификации… Не беспокойтесь, мои ребята мигом доставят вас туда и обратно.

— Как, прямо среди ночи?

— Что поделаешь, инструкция.

Элен размышляла всего лишь секунду.

— Я согласна. Но предупреждаю, завтра же о вашем самоуправстве станет известно в Си-Би-Эн.

— Это уж воля ваша… — еле заметно улыбнулся, как, вероятно, улыбается садист, услыша писк приговоренной жертвы.

В сопровождении похоронщиков Элен вышла на улицу, под вязкое, с мутными звездами московское небо. Напротив крыльца их поджидал черный БМВ с гостеприимно распахнутой задней дверцей. Возле машины стоял крепыш в кожане, массивный, с растопыренными руками, — типичный бычара. В глубине салона еще, кажется, двое.

Элен заколебалась. Это был решающий момент. За углом у нее припаркована быстроходная тачка. Уйти от этой компании, так по-наглому уверенной в своих силах, для нее не составляло труда. И резон для отходного маневра был серьезный: Сережа Лихоманов бодрствовал в больничной палате, томился от боли, ждал ее возвращения — и кто, кроме нее, напоит его душистым ночным чаем? С другой стороны, надо быть идиоткой, чтобы свернуть с четко обозначившегося следа.

Она решительно шагнула к машине и этим движением повернула колесико своей судьбы вспять.

5. ДЕНЬ БАНДИТКИ

Светлана Преснякова, она же Светка Кузнечик, двадцатитрехлетняя интеллектуалка, вернулась в Москву в начале июня, когда город прокалился солнцем и к полудню источал столь острые ароматы помоек и выхлопного газа, что от них болела голова даже у новых русских, хотя по общему поверью там нечему было болеть. Банда Саввы-Любимчика была уничтожена, и Светка осталась не у дел, но не это заставило ее покинуть С. Она дала себе клятву разыскать подлых убийц и, главное, того, с желудевыми глазами, который приложил палец к губам и взглядом толкнул ее к двери, словно смахнул соринку с ресниц. В воображении она много раз расправлялась с ним самыми изощренными способами, включая «игру в камушки» и допотопный «испанский сапог», но виртуальный незнакомец каждый раз оживал заново и почти каждую ночь являлся к ней в сновидениях, неодолимый и властный. Вскоре Светка поняла, что избавиться от наваждения можно единственным способом: разыскать негодяя и убить.

Она наведалась в Дзержинск к Сике Крюшону и убедилась, как и ожидала, что налетчики «гнали шершавого», тот не имел к чудовищному преступлению никакого отношения. Узнав, зачем она пожаловала, Сика переменился в лице, затрясся и загудел, как шарманка, одну и ту же фразу: «Чтобы я на Саввушку… чтобы я на Саввушку… чтобы на Саввушку?!..» Видно было, что перепугался до смерти. Кузнечику пришлось влепить ему затрещину, чтобы он очухался. Нет, конечно, этот слабак способен был разве что наводить ужас на местных предпринимателей, которые и без того остерегались собственной тени. А ведь еще набивался к Савве в поделыцики, уголовное мурло. Смех и грех. Светик побрезговала разрядить в него свой любимый дамский «вальтер», лежавший в сумочке.

Желудевый был из самого что ни на есть крупняка, такие в провинции не водятся, а если водятся, то все на виду.