Рай на краю океана

Тимоти Ламберт лежал в гипсе вот уже пять месяцев. Он вытерпел жуткие боли, терзавшие его на протяжении первых месяцев, и томительную скуку последних недель, сделавшую его неугомонным и нетерпимым. На руднике Ламберта все шло совершенно не так, как он хотел. После несчастья никто не воспользовался множеством шансов обновить и изменить шахты. Тиму не терпелось снова вмешаться. Но если отец и приходил к нему, то, похоже, предварительно напивался, чтобы собраться с духом, и смотрел на сына стеклянными глазами, отвечая на его вопросы по руднику общими фразами. Это выводило Тима из себя, но он пережил невежество отца, причитания матери – и, кроме того, ему почти всегда удавалось улыбаться, шутить и проявлять оптимизм, когда вечером к нему заходила Лейни.

Берта Лерой с восхищением замечала, что Тим никогда не вымещает на ней свое дурное настроение, как обычно бывало с другими постоянными посетителями. И как бы плохо ни было ему в последнее время, сколь отчаянно ни вцеплялся он в одеяло, на руку Лейни его пальцы ложились всегда с осторожностью, словно касаясь пугливой птички. Сама же Лейни, судя по всему, целый день только тем и занималась, что собирала истории, дабы подбодрить Тима. Она смеялась с ним, комментировала местные сплетни резкими и точными замечаниями, читала ему, играла с ним в шахматы. Тима удивляло, что она умеет играть в шахматы, но в историю о ее происхождении – Лейни продолжала утверждать, что происходит из семьи рабочих в Окленде, – он не верил. Достаточно было задать пару вопросов о важнейших постройках Окленда, чтобы понять: девушка никогда не видела этого города.

Ежедневные визиты Лейни подбадривали Тима, но в то время, как недели тянулись мучительно медленно, его надежды на день, когда его освободят от повязок, крепли с каждым днем. Когда эксперт из Крайстчерча наконец назначил дату и объявил, что приедет в середине июля, Тим едва сдерживался от радости.

– Не могу дождаться возможности смотреть на тебя не снизу, – смеясь, говорил он, когда Лейни зашла к нему во второй половине дня. – Смотреть на всех людей снизу вверх – это ужасно! – Они давно уже перешли на дружеское «ты». К счастью, хотя бы это право удалось отвоевать у девушки.

Илейн нахмурила лоб.

– Если бы ты был столь же маленького роста, как я, то давно уже привык бы к этому, – поддразнила она молодого человека. – Кроме того, говорят, Наполеон был очень низеньким.

– Зато он мог сидеть верхом! Как там поживает Приятель? Ждет меня?

После несчастного случая Илейн забрала мерина Тима. Никто из Ламбертов сразу не поинтересовался, где лошадь, и серый в яблоках конь просто остался в конюшне мадам Кларисс. Та не жаловалась, пока Илейн обеспечивала его кормом, благо торговец зерном все равно выписывал счета за питание коня Ламбертам, как велел Тим. Баньши радовалась тому, что у нее появилась компания, а Илейн попеременно выгуливала то ее, то мерина. Тим с удовольствием слушал ее ежедневные отчеты. Уже только ради этого стоило работать.

– Конечно, – ответила Илейн. – Думаешь, ты сразу сможешь ездить верхом?

Илейн очень хотелось разделить оптимизм Тима, но в ушах все еще звучали страшные прогнозы обоих врачей. Что, если кости Тима срослись не настолько хорошо, как он надеялся? Если он все же не сможет ходить или в лучшем случае будет передвигаться на костылях? Она не хотела напоминать Тиму об опасениях доктора Лероя, но страшилась их с той же силой, что и прежде, когда думала о дне, назначенном для снятия гипса.

– Если я не смогу больше ездить верхом, значит, я умер! – сказал Тим, и Илейн рассмеялась.

Подобные слова говорила ее бабушка Гвин, и ей очень хотелось рассказать Тиму о неутомимой пожилой леди. Но осторожность заставила ее промолчать. Лучше не посвящать в истинную историю своей жизни никого. А то, что у ребенка рабочих из Окленда не может быть бабушки в статусе «овечьего барона», было ясно даже глупцу.

– Но необязательно ведь в первый же день… – робко произнесла она.

Следующие недели Тим проводил, вынашивая планы своей жизни после освобождения от гипса, в то время как Берта Лерой все больше грустнела. Наконец она отвела Илейн в сторону за день до визита специалиста.

– Просто будьте завтра здесь, когда снимут повязки. Вы нужны ему, – мрачно, почти с угрозой в голосе произнесла она.

Илейн удивленно посмотрела на нее.

– Он не хочет, чтобы я присутствовала при этом, – с легким сожалением произнесла девушка. – Я должна прийти позже…

– Он думает, что сможет стоять и улыбаться вам, – с горечью заметила Берта, указывая на пару костылей, стоявших у стены в палате Тима. – Вот, это Мэтт недавно принес. Столяр изготовил их по картинкам из соответствующих каталогов, поскольку доктор Портер не захотел привозить их. Нелли Ламберт сказала Тиму, что они слишком неудобны в транспортировке. Но она никогда не умела воспринимать правду…

– Какую правду? – По спине Илейн пробежал холодок. – Говорили ведь, что никто не может точно знать, хорошо ли срастутся его переломы. А теперь… Тим настолько уверен, к тому же у него давно ничего не болит…