Райнхард Гейдрих — паладин Гитлера<br />(сборник)

Учитывая эти меры и поднятие уровня жизни (население жило в общем-то неплохо), чехи решили не рисковать, не вести никакую подпольную борьбу и спокойно пережить тяжелые годы, считая, что оккупация будет продолжаться не вечно. И они послушно работали на Германию до самого конца. Производство сельскохозяйственной продукции в Чехии было не ниже, чем в самом рейхе. Производительность труда промышленных рабочих не уступала показателям немецких рабочих. (Если они и восстали, то это случилось уже тогда, когда немецкие войска стали отходить из Богемии и Моравии.)

Создалась видимость примирения чехов с немецким господством, и протектор, принимая вместе со своей супругой различные чешские делегации, ее всячески поддерживал.

Сообщения о примиренческих успехах Гейдриха шокировали Эдуарда Бенеша, возглавлявшего чешское правительство в изгнании в Лондоне. Кладбищенское спокойствие в протекторате и пассивность населения отрицательно сказывались на позициях эмигрантского правительства в переговорах с союзниками. Только активность движения Сопротивления могла сделать это правительство легитимным и дать ему возможность требовать от союзников учета чешских интересов после окончания войны. Достичь этого было невозможно, пока немцы во главе с Гейдрихом успешно проводили свою гибкую оккупационную политику. Единственную возможность активизации сопротивления Бенеш видел в устранении Гейдриха. Его убийство могло, несомненно, вызвать жестокие ответные меры немцев и привести к пролитию большой крови, но без них чешское сопротивление было немыслимо.

В декабре 1941 года руководство чешской эмиграции приняло решение об устранении Гейдриха.

Душан Гамшик, Иржи Пражак

БОМБА ДЛЯ ГЕЙДРИХА

Близится двенадцатый час

Ружейный залп, каски застыли в неподвижности.

— Смирно! Равнение направо!

Барабанные палочки взлетают вверх и падают:

— Т ррам-тарам-трамтам!

Грохот барабанов разрывает тишину Градчанской площади. Дребезжат оконные стекла, за которыми не видно людей, вздрагивают стеклянные колпаки фонарей. Музыкантская команда подносит к губам свои дудки, и над площадью разносится «Слава Пруссии».

Почетный караул вермахта, СС и полиции держит равнение направо.

«Имперский протектор Чехии и Моравии, рейхсминистр барон фон Нейрат счел необходимым обратиться к фюреру с просьбой продлить ему отпуск для поправки его расшатанного здоровья. Учитывая это обстоятельство, фюрер не мог отклонить просьбу имперского протектора и назначил обергруппенфюрера СС, генерала полиции Райнхарда Гейдриха на время болезни имперского министра фон Нейрата исполняющим обязанности имперского протектора Чехии и Моравии».

Официальное сообщение, переданное рано утром (в рабски точном переводе) протекторатным радио, было в этот день не последним.

Со стороны храма Св. Вита доносится мелодичный бой часов. Отмеряется время. Близится двенадцатый час для человека, чья нога в начищенном до блеска сапоге, как раз в этот момент высунувшись из автомобиля, впервые ступила на пражскую мостовую. Осень. Воскресенье, 28 сентября 1941 года. День св. Вацлава, покровителя чешской земли.

— Ахгунг! — раздается у входа в Град команда начальника караула.

Стройный высокий генерал торопливо шагает вдоль рядов. Левая рука его сжимает шпагу, правая, поднятая для приветствия, простерта к городу.

У Ворот Матиаша играет военный оркестр. На флагштоке Града поднимается штандарт нового хозяина: две молнии на черном поле — эмблема СС.

Во внешнем дворе Града переминаются с ноги на ногу официальные лица.

— Почему же именно полицейский генерал? — перешептываются господа из «правительства» протектората. Они надели в честь торжественной встречи твердые воротнички и парадные костюмы.

— Каков бы ни был этот Нейрат, но, во всяком случае, в нем чувствовалось благородное происхождение, — заметил доктор Крейчи.

— Аристократ, — вспомнил крупный помещик Ян Фоусек, официально признанный глава коллаборационистов[52] из «Национального единения», которому Нейрат разрешил сохранить дворянский титул.

— Дипломат старой школы, — сокрушались коллеги-министры, уже привыкшие ладить с Нейратом и готовые даже забыть кровь чешских студентов, обагрившую в ноябре 1939 года его белые перчатки.

— Почему же именно Гейдрих? — размышляли не без нервозности представители рейха со свастикой на рукавах. Они вышли вперед, как и подобает их положению на чешской земле. Они поскрипывают сапогами, теребят пряжки портупей. — Почему же все-таки Гитлер послал сюда именно Гейдриха?