В центре комнаты стояло несколько сдвинутых друг к другу деревянных ящиков, накрытых плотной бумагой, обклеенной скотчем, и служивших столом. Вдоль диванов в виде маленьких столиков также было разбросано несколько табуреток. Почти на всех этих «столах» и «столиках» стояли жестяные банки с окурками. На стенах висели постеры и плакаты с «качками» и популярными артистами кино. У входа стояло несколько гирь и гантелей, а также старая тумбочка, за которой был спрятан уборочный инвентарь: тазик, веник, швабра и совок.
– Да чего тут пояснишь-то, Славян? – почесал затылок Пономарёв. – Познакомился я там, в Томилино, когда на рыбалке был с братишкой двоюродным…
– У тебя же тётка рожала вроде, а ты на рыбалке? – сыронизировав, прыснул Антонов, перебив Диму на полуслове. – По-моему, ты балаболишь, Косой?!
– Да это мы ещё на день рождения к сестрёнке сначала ездили, – начал было объяснять Пономарёв.
– Я тоже что-то не пойму, – сказал Улукбек, – родила, что ли, тётка-то твоя? И вы на день рождения ездили? Или что?
– Да нет же ещё! – уже с досадой и раздражением, что его не понимают и постоянно перебивают, воскликнул Пономарёв. – Подождите вы, не перебивайте.
Дима вздохнул и начал объяснять заново:
– Короче! Сначала мы ездили на «днюху» сестрёнки… – Он сделал паузу и уточнил: – Старшей из сестёр и братьев! Там у меня сестра и брат двоюродные. У сестры «днюха» была. А тётка третьего должна была родить… – он замешкался, – родила уже… сейчас.
– Ты опять ни хрена непонятно бакланишь, – снова перебил Антонов.
По подвалу покатился смешок и посыпались весёлые возгласы по поводу «красноречия» рассказчика.
– М-м-м-м!!! – гневно прорычал Пономарёв. – Да подождите вы, не перебивайте! Сейчас… то есть на сегодняшний день! Уже родила! Но тогда ещё беременная была. Третьим ребёнком. Так понятно?
– А-а-а… Ну теперь вроде понятно стало, – закатил глаза Антонов.
Одобрительный гомон заполнил комнату. Наконец-то хоть что-то стало понятным.
– Короче! – продолжил Дмитрий. – У сестрёнки «днюха» была. А Сашка, братишка двоюродный, рыбалку любит, ну и пришлось с ним на рыбалку идти.
Пономарёв сделал паузу, чтобы убедиться, что теперь всем понятно, почему же он оказался на рыбалке в день рождения сестры.
– Ну так вот, – продолжил он. – Когда мы с братишкой рыбачили, парнишка какой-то подъехал. Подошёл к нам. Познакомились.
– Так ты там не с «машками» походу зависал! – снова сострил Слава Антонов. – А с «пашками»!
Антонов засмеялся, и, глядя на него, захохотали все.
– Да блин! Слушайте вы! – тоже уже с улыбкой, перекрикивая весёлый гомон, продолжил Дима. – Двадцатник ему уже. Парню-то этому. Он чудаковатый малясь какой-то. Двадцатник ему не дашь – лет семнадцать-восемнадцать не больше. Зато уже женатый. Да ещё сразу и с женой, и с любовницей.
– О-о-о! Теперь уже совсем интересно становится, – снова прокомментировал Антонов.
– Причём одновременно с обеими, – пояснил Пономарь. – А жена-то у него хорошая… – сказал он и расплылся в блаженной улыбке. – Рыжая… – он снова мечтательно улыбнулся. – Ра-а-я!
–
– Капец я перевозбудился с ней, конечно! – выдохнул Дмитрий, продолжая свою мысль после «музыкальной паузы». – Ну вот, наконец-то мы с ней вчера, капец, как вкусно пихнулись…
– Ну всё! Мужик! – саркастическим тоном сказал Гамак, подняв ладони и устремив взгляд к потолку, изображая молитву.
Все радостно заголосили.
– Ах ты, развратник! Ай-ай-ай! – погрозил пальцем Кислицын. – Девочку невинную испортил!
– Красавчик! Поздравляю вас! – подойдя к Пономарёву, сказал Гамак и, взяв его за руку для рукопожатия обеими руками, сильно и долго тряс, изобразив сцену из кинофильма «Двенадцать стульев».
– А чё на День Победы будем делать? – вдруг ни с того ни с сего спросил до этого молчавший Стас Семёнов.
– О! Точно! – встрепенулся Улукбек. – Скоро же День Победы! Вот бы на Девятое мая ещё раз на параде пройтись мимо трибуны!
Комнату снова заполнил весёлый гомон.
Вдруг объём воздуха в комнате коротким рывком потянулся к выходу и замер.
Все присутствующие, почувствовав это, тут же замолчали и обратили свои взгляды на проём в стене, служивший дверью в комнату, куда, собственно, и потянулся воздух, и прислушались к звукам, доносившимся из недр подвала. Только магнитофон продолжил своё «пение» голосом Михаила Круга про какого-то Жигана по кличке Лимон.
Такое с воздухом здесь происходило, когда открывалась входная дверь с улицы.
Через несколько секунд эта дверь сильно хлопнула, а воздушная масса возымела обратный эффект – коротко и резко втолкнулась в комнату и снова замерла.