Райотдел

— Алексей Гаврилович — вы, кажется, писали Мельникову представление на очередное звание? А я вот сейчас слушаю его и думаю: не рано ли? Такие провокационные вопросы…

— А что я сделал? Что я такого сказал? — на месте заполошился Коля.

— Придется, наверно, поговорить с товарищем на бюро? — спросил замполит у Анны Степановны. Она покивала головой: «Да, да, разумеется!.».

Тем временем лектор собрался с духом.

— Товарищи! Я, конечно, удивлен… вроде бы здесь все должны быть люди сознательные… Но все-таки постараюсь коротко осветить некоторые положения. Да, мы богаты. Мы очень богаты. И мы уже сейчас могли бы создать в масштабах нашей страны земной рай. Но в мире идет борьба, страшная борьба, война идеологий, под девизом: «Кто кого?» И мы помогаем тем, кто держится нашей ориентации, нашего пути развития. На это идут огромные средства. Много отнимает оборона. Мы ей ни в чем не отказываем. Это тоже нужно, товарищи. Нынешнее руководство более реально подходит к этим вещам и заявляет, что для построения коммунизма нам понадобятся долгие годы. Вот такая, товарищи, ситуация. Ну, а что касается преступности — тут уж вы сами разбирайтесь, тут я не специалист, вам самим и карты в руки…

— Разрешите поблагодарить товарища лектора за его интересное выступление, — встал Брезгин, — и извиниться за невыдержанное поведение некоторых наших сотрудников.

Гость прижал к боку кожаную папку, поклонился; раздались жидкие хлопки. Крикнув: «Еще раз поздравляю с праздником!» — он выбежал за дверь.

— Что касается динамики преступности, — продолжал замначальника управления, — то я сделаю некоторые пояснения. Доктрина партии в этом вопросе отнюдь не расходится с ее Программой: действительно, взят курс на полную и окончательную ликвидацию правонарушений в нашем обществе. Некоторые люди недоумевают: почему же мы идем по пути расширения и ужесточения репрессивной политики? Появляются новые составы, более суровыми становятся санкции. Все очень просто, товарищи: преследуется цель максимального устрашения людей, привития им чувства страха перед возможной карой за совершенные деяния. Только осознав нежелательные именно в личном плане последствия, тот, кто склонен к нарушениям закона, откажется от попыток его преступить. А как же иначе? Лично у меня нет иного мнения на сей счет.

Это была знакомая Носову песня: такую же пел на последнем курсе декан-либерал Федор Васильевич Мухин, читая лекции по теории государства и права. Но тогда это еще никого не касалось вплотную, практически: сидели, пыхтели, записывали, старались не упустить…

— Я думаю, лет через десять—пятнадцать мы эту преступность все-таки искореним, — заметил из президиума Монин. — Вот переселим всех из бараков в отдельные благоустроенные квартиры, дадим людям жить нормально, развалим все преступные группировки — и порядок. Где им тогда будет кучковаться? Для меня сейчас главный путь — это ликвидация всех этих клоповников, шанхаев, шалманов…

5

В рядах возникла вдруг сутуловатая фигура начальника отделения профилактики майора Сан Саныча Пелевина.

— Вот вы, Юрий Петрович, сказали так: давайте устрашим людей, — обратился он к Брезгину. — Но сколько же можно их устрашать? И чего мы этим добьемся? Я сейчас работаю на профилактике, занимаюсь так называемым спецконтингентом — ранее судимыми. Ну чем, скажите, этих людей можно еще устрашить? Если он прошел уже через все мыслимые унижения и видел все мыслимые преступления? Если опоганен как мужчина? Каждый новый акт жестокости с нашей стороны только озлобляет его, приводит порой в совершенно зверское состояние. О каком таком воспитании путем усиления репрессивных мер может идти речь в подобной ситуации? Это же тупик!

У начальника отдела профилактики сложилась репутация странного человека. Связывалась она и с неким научным прошлым, и с его манерой брякать, не сообразуясь ни с обстановкой, ни с окружением, вещи, приводящие осторожный милицейский люд в состояние шока, тем паче начальство. Так, в прошлом году он неожиданно встал посреди собрания, где громили Сахарова с Солженицыным, называя их врагами народа, и начал пробираться к выходу. «Эй, вы куда?!» — закричал Ачкасов, боязливо оглядываясь на представителя райкома. Вместо того, чтобы соврать, что ему невтерпеж и хочется в уборную, Пелевин отозвался простодушно: «Что здесь делать! Я ведь их никогда не читал, не слушал — как мне их судить? А так я не могу, извините. Действуйте уж сами, как совесть подскажет». С ним ушли еще двое. Замполит неделю после пребывал в совершенной истерике, рассказывал, как на него орали в райкоме.

На ушедших с собрания обрушились с проверками; по их результатам одному объявили строгача, другому — предупреждение о неполном служебном соответствии; наряду со служебными упущениями в приказах фигурировала идейно-политическая незрелость. Сам Сан Саныч был тогда начальником уголовного розыска, а по этой-то линии грехи можно найти всегда, даже и немалые, — сняли с треском и перевели на такой совершенно бесперспективный участок, как профилактика.