Райские птички

Лукьян потянул меня за руку, и от шока я позволила себя вести. Я стояла посреди всего этого, прежде чем мой мозг дал мне шанс запаниковать.

Но паника подкралась. Мое сердцебиение стучало в горле так, что я чуть не задохнулась. Страх и тревога затуманили зрение.

Сильная боль в ладони вернула меня обратно. Я посмотрела на Лукьяна.

— Ты все еще внутри, — заверил он меня.

Я с удивлением и ужасом огляделась.

— Как? — выдохнула я.

Он не ответил.

Потолок и несколько признаков бетонной стены дали понять, что я все еще внутри. Я не на улице.

Я была словно в саду. Вплоть до каждого цветка, который я рассматривала из окна, густой кустарник, все это окружало меня. Не хватало только свежего уличного воздуха. Даже затхлый и слегка влажный воздух подвала был заглушен запахом цветов, листьев, грязи.

Жизни.

Я подпрыгнула, когда что-то пролетело над моей головой.

Лукьян снова сжал мою руку, и его глаза остановились на том месте, где красочная птица села на маленький скворечник на дереве, который доходил потолка. Наверное, он был в горшке, потому что тут не было почвы, но кустарники всё скрывали.

Логика и страх боролись в моем мозгу, не зная, паниковать или расслабляться. Все было как будто снаружи, а вроде и нет.

— Я не мог заказать что-нибудь редкое, как мне хотелось, в столь поздний срок, — сказал Лукьян, не сводя глаз с крылатого существа. — Смерть – это совсем другая история, — он перевел взгляд на меня. — Но сейчас нам не нужна смерть. То, что мы сделали в этой комнате, не сработало.

Он посмотрел вниз, на пол, который теперь был покрыт травой, как будто видел под ней пятна смерти.

— Ну, сработало, — поправился он. — До определенного момента. Но недостаточно хорошо. Ты – не я, Элизабет. Ты не можешь научиться жить с чистой смертью, — он помолчал. — Может быть, и я тоже.

Чирикнула птица, и его взгляд устремился туда, где она раздувала грудь, требуя внимания.

— Может нам нужно было убедиться, что мертвые – не единственные существа, которые могут жить в этих стенах.

Я зачарованно продолжала смотреть, как птица грызет семечки в своем домике.

Лукьян был прав. Тут была жизнь, а раньше смерть.

Я чувствовала себя живой в этом саду, который даже не был садом. Паника все еще присутствовала, потому что части моего мозга не могли понять то, что я действительно была в безопасности внутри. Но я никогда по-настоящему не буду в безопасности.

Я создала себе эту иллюзию, думала, так преодолею страх. И думала, так чувство вины меня не убьет.

— В данный момент было бы полезно, если бы ты что-нибудь сказала, — заметил Лукьян ровным, но все еще полным беспокойства голосом.

Я взглянула на него. Черты лица пустые, но все равно что-то выгравировано. Моя рука потянулась к его подбородку, с нежностью сжимая. Не думала, что я способна на нежность.

Но он просто стоял, принимая это.

— Я не знаю, что сказать, — прошептала я со слезами на глазах.

Он прочистил горло.

— Мой риск окупился.

Я приподнялась на цыпочки, прижимаясь к его губам.

— Твой риск окупился, — прошептала я ему в губы.

***

Неделю спустя

Я сидела в мертвой комнате.

На коленях у меня лежала раскрытая книга – моя любимая, на самом деле, – но соблазнительные и ужасающие слова на странице меня не привлекали.

Разум был где-то далеко.

Мой мозг искал то темное и зловещее место, куда Лукьян удалился в последние дни. Можно было бы не обращать внимание, он часто это делал.

Но сейчас все было по-другому. Воздух пах бурей, дразня тем фактом, что я не могу контролировать то, что надвигается, и не знаю, насколько это будет плохо. Разорвет в клочья или я вытерплю?

Я пыталась отвлечься на сад в подвале. Я сидела там часами, медитируя, привыкая к ощущению жизни, окружающей меня, пытаясь дать ей посеять семена мертвых, которых я лелеяла в течение многих лет.

Я делала это, потому что была в ужасе. В ужасе от того, что я прикована к этому дому, а он был необъяснимо прикован ко мне. В те дни я сражалась в битвах, молча ведя войну против самой себя. Против того, что держало меня в страхе перед миром, который не причинил бы больше боли, чем я уже испытала.

Я активно общалась с людьми на сайте, на котором раньше только скрывалась. Я разговаривала с людьми. Это было тяжело, мучительно, но как-то помогло. Хотя мне пришлось притвориться, что я хорошо реагирую на скандирование «ты можешь это сделать».

Несмотря на это, я находила какое-то утешение в безликих незнакомцах, попавших в паутину собственных слабостей.

Я читала книги, стоявшие на полке «психологии», к которым раньше боялась прикасаться. Это означало бы, что мне нужна помощь.

Раньше я этого не делала.

Я хотела провалиться сквозь половицы в этом доме и гнить рядом с деревом, пока от меня не останется ничего.

Теперь мне хотелось чего-то другого.

Помощи.

Но именно просьба о помощи отнимала больше всего сил. Увядать в своих страданиях было легче.

Если Лукьян и заметил мое оживление – а он замечал все, – то никак это не прокомментировал.

Было еще больнее.

Вот почему я пришла к комфорту мертвых и красивых вещей, надеясь, что они могут предложить что-то.

Но они были мертвы.