Райские птички

За столиком улыбался Гельмут. Он оказался вовсе не плохим парнем. Весьма добродушным и остроумным. Теперь Хорёк понимал, за что его полюбила эта простушка Софи. Что у неё есть, кроме молодого тела? Молодость быстротечна! А ум, харизма, сила — навсегда. Да, навсегда!

Он поднимал за это тост, потом другой, звенели льдинки в толстостенных бокалах, жизнь становилась прекрасней и прекрасней — с каждой минутой.

Фреттхен не помнил, как добрался до дома и как оказался в постели.

Зато прекрасно помнил ужасное пробуждение.

В дверь колотили так, будто хотели разнести её вдребезги.

— Пожар!

Молодой, смуглый работник таращил глаза и выкрикивал фальцетом:

— Пожар! Сгорел! Сгорел! Дотла!

Хорёк метнулся в ванную, набросил халат и, путаясь в его полах, побежал вслед за парнем.

Дом Верхаена исчез. На его месте грудились почерневшие стены. В проёмах, бывших когда–то окнами и дверьми, виднелись обугленные нагромождения бревен и досок — по всей видимости, остатки обвалившейся крыши.

— Марк, ты в порядке?

На плечо психолога легла маленькая, горячая ладонь.

— Мэйли, — он тут же ухватился за неё, как за спасательный круг, — что творится? Во что превращается наша жизнь?!

— Тшшш… тихо, тихо, тихо, — как ребёнка уговаривала она несчастного, похмельного и потерянного Хорька. — Вы не в себе, мой бедный друг. Пойдёмте, я вас провожу. От вас всё равно сейчас мало толку.

Фреттхен подчинился и побрёл за ней следом. Мэйли вела его за руку до самого дома. Уложила на ещё не успевшую остыть постель и одним рывком — как змея сбрасывает кожу — сняла с себя трикотажное платье.

Под ним не оказалось белья, и остолбеневший Хорек увидел идеально слепленное тело балерины — маленькую грудь с темными сосками, плоский живот, чёрный бархатистый треугольник под ним и сильные бедра. Не успел он прийти в себя, как Триоль вспорхнула на него легкой наездницей, наклонилась, накрыла душистой волной шелковистых волос, и его губ коснулся первый в жизни поцелуй.

Хорёк утонул в неведомом блаженстве, а когда вынырнул, Мэйли уже натягивала на себя платье.

— Останься дома, — скомандовала коротко, по–деловому, скручивая волосы в аккуратный жгут. — Я сама со всем разберусь. Ты слишком слаб. Вернусь, расскажу, как и что.

Фреттхен, опустошённый — морально и физически — тут же заснул. А когда проснулся, Триоль уже шумела на кухне, словно никуда не уходила. Быстро сориентировалась среди Хорьковских припасов и заварила крепкого чаю им обоим. Нарезала лимон, щедро отсыпала сахара.

— Прости, не спросила, как ты любишь, — сказала, осторожно подавая Хорьку горячую чашку.

— Спасибо, я всякий люблю. Лишь бы свежий, — смущённо улыбнулся психолог, чувствуя себя гостем в собственном доме.

Они пили чай молча, он — сидя в кровати, опираясь спиной на подушки, она — примостившись рядом.

Наконец, Хорёк решился спросить:

— Ну, как там? Гельмут не пострадал?

— Гельмут погиб, Марк. Его обугленные останки нашли в спальне. Вероятно, он задохнулся во сне. Может быть, курил в постели. Мне показалось, он вчера немного перебрал.

— Какой ужас! Я не могу в это поверить! Мы только нашли с ним общий язык. Нет, это не может быть правдой. Мэйли, как это может быть?! Мы же только вчера… это всё моя вина! — с горечью воскликнул побледневший психолог. — Если бы я не согласился пойти в кафе, он был бы сейчас жив. Бедный старина Гельмут! Это я, я виноват!

— Перестань, Марк. Ты не виноват. Он бы все равно выпил, раз уж собирался, с тобой или без тебя.

— Это я виноват! — снова воскликнул Хорек. — Я не усмотрел за Джереми и его бандой! Такой стресс для несчастного профессора! Ведь на нём такая ответственность! Вот он и перебрал виски. И сгорел!

— Какая банда? Успокойся, — Триоль говорила мягко, но так уверенно, что ослушаться её было невозможно. — Не вини себя. В любой работе встречается брак. Джереми просто не вписался в условия задачи. И его друзья — тоже. А Гельмут погиб, потому что пришло его время. От судьбы не убежишь.

— А я еще считал его чёрствым, высокомерным извра… — Хорек закашлялся и продолжил, — высокомерным его считал и жестоким. А он всего лишь выполнял свою работу. Я напишу речь! Речь, с которой выступлю на похоронах.

— Похорон не будет. И вообще — воспитанникам ни к чему лишние подробности. Для них профессор уехал. Он приезжал с проверкой, выявил нарушения, исправил наши недоработки и уехал. И увёз с собой Джереми, Вилину, Хайли и Боба. Они будут жить в другой коммуне — исправительной. Это официальная версия. Ты запомнил, Марк?

— Да, — неуверенно произнёс психолог и захлопал рыжими ресницами. — А как же… а что же с телом?

— Тело отправили семье, — буднично ответила Триоль, будто речь шла о заказной бандероли, и поставила опустевшую чашку на тумбочку.

— Это ты сама всё организовала?

— Нет, конечно. Я попросила о помощи доктора Корка. Он осмотрел труп и позвонил на пропускной пункт. У военных всё делается быстро, Марк. Запаковали и отправили. Пока дети не проснулись. Ну, давай, вставай. Скоро медитация начнется.

— Ох! Какая ты, Мэйли, — с тихим восторгом выдохнул Фреттхен, — мне бы десятую долю твоего спокойствия!