Ракеты и люди. Горячие дни холодной войны

В это время мне передали записку: «Б.Е.! Срочно выйдите в приемную. Ирен». Случилось, очевидно, нечто страшное, ибо дисциплинированная и опытнейшая секретарша в приемной ВПК Ирен не решилась бы без крайней необходимости вызывать меня с такого заседания. Когда я выскользнул из зала, Ирен сказала, чтобы я срочно звонил к себе по «кремлевке» — «там на ВЧ-связи с полигона ждет Шабаров». Тот сообщил, что часа два назад при испытаниях АЛСа Е-6 Пиковский перепутал кабели, устроил на «борту» пожар, вышли из строя батареи и приборы. Аппарат к пуску непригоден, график сорван начисто.

Когда я вышел из переговорной будки, Ирен заметила: «Вы сильно изменились в лице».

Еще бы не измениться! В это время распахнулись двери и возбужденные участники заседания вышли из зала, на ходу договариваясь, кто на какой машине куда поедет. Королев, махнув рукой, не стал меня слушать и умчался по вызову Брежнева.

Я доложил о случившемся Тюлину. Мы с ним приехали в его кабинет, и начались перезвоны по «кремлевке», ВЧ и простым телефонам.

Первая задача — заказать новые батареи. В институте Лидоренко выяснилось, что главная по всем космическим батареям Ирина Яблокова уже получила известие с полигона и готовит новый комплект. На нашем заводе со следующего АЛСа уже снимают кабели для отправки ночным самолетом взамен сгоревших. В НИИ-885 перепроверяют для замены якобы сгоревших и отправки самолетом два новых прибора.

Без всяких команд «сверху», в ответ на призыв о помощи с полигона, самые разные люди немедленно отреагировали, и, действительно, к трем часам ночи на аэродром было доставлено все, что требовалось для ликвидации последствий несчастного случая с АЛСом.

Перед выездом на аэродром я успел позвонить в Симферополь Богуславскому, который на НИП-10 спал сладким сном. Он для начала чертыхнулся, а затем сказал, что АЛС действительно «сжег» его заместитель Пиковский, и добавил:

— Но если ты думаешь, что после этого я буду хуже спать, то ошибаешься. Я уверен, что вы завалитесь на траектории раньше, чем дело дойдет до АЛСа. Шабаров мне только час назад звонил и сказал, что он собрал «народ». «Народ» ему обещал, что к прилету Госкомиссии все «бу сделано».

Морозной ночью в три часа вылетели из Внукова на нашем Ан-12 Тюлин, Ходарев, Морачевский, заместитель Бармина Хлебников и я. В самолете мы сразу заснули. Нас разбудил командир и доложил, что в Тюратаме туман, аэродром закрыт и мы идем на посадку в Ташкент. Тюлин разбушевался, но командир корабля был непреклонен. Мы вылетели из Москвы при температуре минус 19, а сели в Ташкенте ослепительным солнечным и жарким днем. Пока на базаре подкреплялись шашлыками, Тюратам дал согласие на прием самолета, и мы опять в воздухе. Через 12 часов путешествия мы снова «дома».

«Народ», о котором ночью Шабаров говорил по ВЧ с Богуславским, обещание выполнил. АЛС успели восстановить даже без новых кабелей и приборов, которые прилетели вместе с нами. Теперь пытаются нагнать потерянное время и войти в график.

А МИК между тем гудит, как улей. Посменно идут испытания ракет-носителей и — параллельно — трех космических аппаратов. В запретных для курения местах за ночь вырастают кучи окурков: удаляться на перекуры в отведенные места нет времени. В испытательном зале обсуждаются схемы, кого-то по телефонам разыскивают в гостиницах и срочно вызывают, спорят вокруг ошибок в инструкциях, что-то перепаивают, сосредоточенно манипулируют за пультами, на которых загораются, горят и гаснут многоцветные транспаранты.

21 марта 1964 года четвертый пуск программы закончился очень быстро. На третьей ступени носителя — блоке «И» не открылся главный кислородный клапан. Это был 100-й, юбилейный, пуск «семерки» с теперь уже исторической площадки № 1.

Воскресенский, который отошел от активной испытательной работы и выступал в роли консультанта, по поводу этого пуска беззлобно выругался: «Вот это „семерка“, наш самый надежный носитель, мы на нем людей пускаем, а он такие номера откалывает. А вы с Сергеем и Мишиным на Луну хотите Н1 с людьми пускать без стендовых испытаний».

В отказе главного кислородного клапана были виноваты двигателисты Косберга. «Обрыв штока клапана», — таково было заключение аварийной комиссии. Все клапаны для блоков «И» подлежали доработке.