Ракеты и люди. Горячие дни холодной войны

Очень глубокий снег. Из Москвы пришло указание — все, что можно, быстро собрать для кремации. Очень это трудная задача. Чтобы кремировать раздельно, по каждому кусочку надо делать анализ крови. Там сейчас работают десятки людей. Но фактически кремировать пока нечего. Пока не стемнело, может быть, наберем. Очень сильный был удар. В момент прекращения связи самолет был в 30 километрах от аэродрома и шел курсом на юго-запад от аэродрома. Почему не катапультировались?

Каманин рассказывал отрывочно, с большими паузами, говорить ему было трудно, но и молчать не мог. Для него Гагарин был человеком очень близким. В катастрофе он чувствовал и часть своей вины. Каманин не спал всю ночь и теперь места себе не находил, пока не начала работать назначенная министром обороны комиссия по расследованию причин, которую возглавил Главком ВВС Вершинин. Комиссию по похоронам возглавил Суслов.

При всех космических полетах, сколь бы ни было велико отклонение спускаемого аппарата от расчетной точки приземления, служба поиска и спасения находит его в считанные минуты. В случае с Гагариным самолет, который должен непрерывно сопровождаться радиолокационной службой, не могли обнаружить более двух часов! И это под Москвой, в трех километрах от деревни!

Два кольца ракетных комплексов службы ПВО Москвы способны проследить траекторию полета любого самолета на расстоянии сотен километров. В данном случае его «потеряли» раньше, чем он разбился. Впрочем, ПВО винить нельзя. Эта служба, если нет специального указания, за такими самолетами не следит. В этом мы могли убедиться много лет спустя на других примерах.

Мы не стали мучить Каманина вопросами и поехали в городок. У подъезда дома, в котором жил Гагарин, встретили Леонова. С ним поднялись на шестой этаж.

Валя была больна и еще вчера лежала в больнице. Ее вчера вечером привезли домой. При ней почти безотлучно находилась Терешкова.

Мы бормотали какие-то утешительные слова, соблюдая традиции и ритуал. Зачем?.

Валя Гагарина, безучастная, сидела на диване, завернувшись в плед. Ни рыданий, ни причитаний. Неутешное горе. Вряд ли она понимала, кто заходит и о чем говорят. На весь мир уже было объявлено о гибели Гагарина.

Кремация того, что осталось от летчиков, состоялась вечером 28 марта.

Урны для прощания были выставлены в Краснознаменном зале ЦДСА. Задолго до 9 часов утра 29 марта, времени, объявленного для открытого доступа, от ЦДСА до Садового кольца уже выстроилась очередь. Наша делегация с венками и цветами в 10 часов подъехала на площадь Коммуны — обе стороны бульвара были запружены людьми и машинами. Мы по два раза отстояли в почетном карауле.

Почти весь день мы находились в ЦДСА. Каманин сообщил, что уже после кремации при раскопках на месте катастрофы обнаружили чудом сохранившийся бумажник Гагарина. В нем находилось удостоверение личности, водительские права, 74 рубля и фотография Королева.

Не любимой жены, не дочерей, не матери, а Королева!

За первый день через ЦДСА прошло более 40 тысяч человек. Доступ в ЦДСА прекратился поздним вечером.

С утра 30 марта снова выстроилась нескончаемая очередь — доступ был продолжен до 13 часов. В комнате, где обычно собираются члены похоронной комиссии и «элитные» представители почетного караула, начали поговаривать о продлении доступа еще часа на два. Но распоряжающийся всей церемонией полковник из Управления делами Совета Министров сказал, что Красная площадь уже заполнена народом и нарушать утвержденный Сусловым порядок нельзя.

Похоронная процессия двигалась от ЦДСА к Дому союзов буквально между двух сдерживаемых милицией и солдатами живых стен людского коридора. Больше, чем на похоронах Королева. Королев был для большинства людей абстракцией. До появления официального некролога основная масса наших граждан ничего о нем не знала.

Гагарина, радостно улыбающегося, видели живым непосредственно или по телевидению сотни миллионов людей планеты. Он был своим, близким каждому и в то же время «Гражданином Вселенной». «Если уж суждено было ему погибнуть, то не в этой нелепой аварии, а там, далеко во Вселенной, в космосе», — такие вот мысли высказывали те, кто возмущался, зачем Гагарину разрешили летать на истребителе. Управлять судьбой человека без жесткого принуждения труднее, чем космическим аппаратом. Он, Гагарин, сам рвался в тот роковой полет, никто его не принуждал. Никакая Госкомиссия не слушала доклады о готовности и не принимала решения о полете.

Не приказ, не распоряжение и не указание, а согласие на полет Гагарина дали помощник главкома ВВС Каманин и начальник ЦПК Кузнецов. Они решили, что проверять и контролировать действия Гагарина будет опытный летчик — командир полка, прикомандированного к ЦПК, Серегин. Для Серегина это был обычный, совсем несложный полет. Он выполнял сотни куда более сложных и трудных.

У Дома союзов урны с прахом переставили на орудийные лафеты, и процессия двинулась на Красную площадь.