Рамсес Великий

Когда все вышли на веранду, где уже столпилась семья наследника престола, фараону одного взгляда было достаточно, чтобы оценить обстановку. По реке к усадьбе приближались три судна. На их палубах было много воинов.

— Немедленно всем в барку и делайте вид, что спасаете фараона, — приказал своим немногочисленным телохранителям Хоремхеб.

Он сорвал с себя роскошное, сверкающее золотом и драгоценными камнями в лучах заходящего солнца покрывало и накинул на худого и высокого воина.

— Наденьте на него мой голубой шлем, пусть встанет на барке под мачту и изображает меня, — приказал Хоремхеб.

Барка быстро отчалила, но на неё вскоре напали приблизившиеся суда. Заскрежетали абордажные крюки о борта корабля фараона, и на реке прямо напротив усадьбы завязался ожесточённый бой. А тем временем три большие лодки с Хоремхебом и его многочисленной только что обретённой семьёй заскользили по багровой поверхности воды, отражающей лучи заходящего солнца. Стрелы, летящие с берега, пронзили несколько сидящих на вёслах воинов и слуг, но, набравшие скорость лодки вскоре скрылись в зарослях папируса, громко шелестевшего на вечернем прохладном ветерке, дующем с моря.

Рамсес-младший круглыми, испуганными глазами смотрел на то, как его кормилица, толстуха Наги, перевязывает плечо раненому воину. Рядом сидел секретарь фараона Рахотеп с белым от ужаса лицом, всё время повторяя одну и ту же фразу:

— О, боги, пощадите, я ведь не умею плавать!

Мальчик невольно улыбнулся и перевёл взгляд на спокойно-каменные лица отца и деда, шмыгнул носом и сжал в руках свой маленький лук и стрелы. Он тоже был готов к бою. Рядом сидели сестрёнка Мари и её чёрненькая подружка Джура. Они цеплялись за тунику матери Рамсеса и тонко, пронзительно взвизгивали от страха.

— А ну, прекратите пищать, — прикрикнул Рамсес-младший, — я вас в обиду не дам! — и он грозно потряс своим луком.

— Теперь всё в порядке, — вдруг громко проговорил сидящий неподалёку фараон, — наш Сеси-маленький, оказывается, не забыл захватить свой лук, теперь нашим врагам конец.

Все засмеялись: и члены царской семьи, и простые воины.

— А ну, тише, — улыбаясь прикрикнул из передней лодки наследник престола Рамсес Первый. — Пока не оторвёмся от преследования, всем молчать! А ты, отец, не смеши людей, ведь опасность ещё не прошла. Они ещё могут напасть на наш след.

— Молчу, Сеси, молчу, — ответил Хоремхеб хриплым, усталым, но довольным голосом, — ты теперь главный, командуй.

Лодки продолжали бесшумно скользить в зарослях папируса. Об их борта с мягким шелестом бились мокрые крупные листья и голубые, розовые и белые цветы лотоса. А сзади над зонтичными верхушками папируса был виден чёрный столб дыма. Это горела усадьба визиря Парамеса. С прошлым было покончено!

3

К утру лодки с царской семьёй пробрались к Танису, где располагались основные силы корпуса Сетха, и сразу же воины наследника престола Рамсеса Первого были посажены на барки и суда, чтобы совершить стремительный рывок на столицу страны. Ещё не зашло солнце, а фараон Хоремхеб со своим решительным сыном-сопровителем уже был в Мемфисе. Допросы захваченных воинов, участвующих в нападении на усадьбу Парамеса, быстро дали неопровержимые улики против верховного визиря Синунхета и его зятя. Когда их обоих со связанными руками привели под светлые очи фараона, Унуамон закричал, упав к ногам повелителя Египта:

— Пощадите, ваше величество, я совершенно не причастен к этому ужасному преступлению. Меня насильно захватил мой тесть и посадил в темницу, чтобы действовать якобы от моего имени. И чтобы доказать искренность моих слов, я выдам вам, о ваше величество, самую страшную тайну этого изверга.

— Замолчи, дурак, — прохрипел Синунхет, — ведь этим ты только увеличишь свои же страдания.

— Он убил царицу Нефертити, отравил её по приказу злодея Эйе тридцать лет назад, когда её держали под арестом в замке среди пустыни! Он сам мне в этом признался, — Унуамон, упавший на мраморный пол, пытался поцеловать ногу фараона.

— Что ты сказал? — взревел Хоремхеб.

К удивлению придворных все вновь увидели прежнего фараона: свирепого, сильного и беспощадного.

— А ну повтори, что ты мне сказал! — наклонился он над Унуамоном.

— Это истинная правда, — визжал тот. — Ведь Синунхет был одновременно и вашим агентом, передавал ваши письма царице и верно служил узурпатору Эйе. Видите, я всё знаю.

— Это правда, Синунхет? — вперил в визиря горящие ненавистью глаза фараон.

— Да, правда, — ответил Синунхет после долгого молчания. — Я признаюсь только потому, что не хочу мучиться. Ведь ты не отдашь меня палачу, а убьёшь собственной рукой, чтобы почувствовать всю сладость мести.

— Ты правильно всё рассчитал последний раз в своей жизни, — ответил фараон дрожащим от ненависти голосом. — О, боги, я благодарю вас, что вы дали мне возможность своими руками прикончить мерзавца, который убил мою единственную любовь. Ты, моя дорогая, божественная Нефертити, сейчас смотришь на меня и улыбаешься. Твой убийца будет казнён мною, и ты будешь, хотя и в малой степени, но отомщена.