Рамсес Великий

Юноша почтительно поцеловал её и уселся на мягкую подушечку рядом. За отца теперь принялись массажисты и специалисты по умащениям и благовониям. Они уложили его на кушетку и, проворно черпая пригоршни разноцветной, благоухающей мази из сосудов из хрусталя, обсидиана и алебастра, втирали её с хрустом в жирное тело Рахотепа. Довольный вельможа только покряхтывал под их сильными руками. Затем одна из служанок начала кисточкой искусно накладывать грим зелёного и чёрного цвета из малахита и свинцового блеска на веки и нежную кожу у глаз своего повелителя, чтобы предохранить их от воспалений, вызываемых слишком ярким солнцем, ветром, пылью и насекомыми.

— Рибби, — обратился к сыну Рахотеп. — Мне приснился странный сон, и я хочу посоветоваться с тобой, что же он значит?

Юноша обладал феноменальной памятью. Стоило ему пару раз прочитать текст — и он уже знал его наизусть. Так получилось и со старинным сонником, написанном на длинном громко хрустящем, когда его разворачивали, свитке из пожелтевшего от времени папируса, который попал в руки Риб-адди год назад. Он заинтересовался им и вот теперь стал авторитетным экспертом по части толкования любых снов.

— Какой сон, папа? — нетерпеливо спросил юноша. — Говори быстрей, а то мне уже в школу пора. Как бы не получить палок за опоздание.

— Ты знаешь, мне приснилось, что я совокуплялся с коршуном. К чему бы это?

Молоденькая служанка, светлокожая ливийка Мая, которая принесла только что испечённый, благоухающий на всю комнату хлеб и накрывала на круглый столик приборы для завтрака, громко хмыкнула и уронила со звоном на серебряное блюдо нож и ложку.

— О, это очень просто, — ответил скороговоркой Риб-адди. — Такой сон означает, что тебя обворуют. До свиданья, папа, я побежал.

Юноша приподнялся с подушки.

— Как это обворуют? — уставился на него своими большими подведёнными блестящими глазами Рахотеп, сложив полные губы в гусиную полочку. — И ты это так просто заявляешь своему родному отцу?

— А что мне делать, папочка? — Риб-адди сощурил хитрые глаза. — Рвать волосы и рыдать? Слезами в этом случае не поможешь.

Юный проныра сделал движение, как будто собирался уйти.

— Рибби, а ну-ка постой, — схватил его отец за повязку. — А чем же можно отвести это предсказание?

— Нужно перемешать кусочки хлеба с рубленой травой, смочить всё пивом, добавить в смесь благовоний и мышиный помёт, а затем вымазать лицо. Тогда неумолимый Сетх не обрушит на несчастного своих всевозможных, предсказанных во сне бед, — скороговоркой, как по писаному, выпалил сын.

— А нельзя обойтись без хлеба и этого... — поморщился Рахотеп, — мышиного помёта?

— Можно, — успокоил его Риб-адди, — но для этого нужно воззвать к богине Исиде[27]. Она придёт и защитит того, кто видел страшный сон. Я буду как раз проходить мимо её алтаря в центральном храме Амона, но, ты ведь понимаешь, с пустыми руками обращаться бесполезно, да и неудобно, мы ведь не какая-то там нищая шантрапа.

— Отлично, — облегчённо вздохнул Рахотеп и повернул голову к управляющему. — Джухи, выдай моему смышлёному сыночку парочку дебенов серебра, он помолится за меня у алтаря Исиды, принесёт ей хорошие дары и опасности минуют меня, мой дом и мою семью. И побыстрей, Джухи, ведь Рибби в школу опаздывает!

Пожилой управляющий укоризненно покачал головой в коротком поношенном чёрном парике, вытащил из сафьянового красного мешочка, привязанного к широкому поясу из буйволиной кожи, два небольших слитка серебра в виде колец и передал их довольному Риб-адди.

— Что-то дороговато она берёт, чтобы откупиться от такого пустяка, — проворчал, покряхтывая, старый писец.

— Не богохульствуй, дядя Джухи! — воскликнул возмущённо Риб-адди, схватил серебро, чмокнул руку отца и проворно выскочил из комнаты.

3

На улице, как и всегда в этот утренний час, было многолюдно. Солнечные часы в храмах и садах вельмож показывали только первые часы начинающегося дня[28]. По чистым, уже подметённым и политым водой улочкам стовратных Фив — религиозной столицы Древнего Египта — бежали сотни босоногих мальчишек в коротеньких набедренных повязках. Над правым ухом каждого из них задорно торчал «локон юности». Это были ученики фиванских школ. Почти все крупные храмы имели свои школы, где готовились будущие храмовые писцы, жрецы и работники администрации фараона. И каждое утро бежали мальчишки, громыхая письменными принадлежностями, положенными в соломенные корзинки рядом с лепёшками и кувшинчиками с пивом. По дороге они успевали сыграть в свои любимые игры, подразнить спешащих на утренний базар торговцев с тележками, полными арбузов, чеснока, лука, салата, огурцов. Заодно школяры умудрялись стащить горсть сладчайшего, спелого инжира или фиолетовую кисть винограда, чтобы потом, весело визжа на всю улицу, улепётывать от рассерженного неуклюжего поселянина, размахивающего палкой.