Рана

что-то неясное бьется над бешеной степьюс ночью душнее дышатьи кашель разбивает пространство как каменьи я ничего не вижу кроме разбитой угрюмой жизни                                          Андреякоторый немыми глазами просил оставить материно                        тело на этой землено я ее увезла в гладком хромированном сосуде в нашу Сибирьон спит на полу в крохотной кухнемежду стиральной машиной которую мать сюда                  привезла из Сибири и подоконникомон кричит во сне он завывает как тяжелый                              израненный вепрькак бог одноглазыйкак подземелье землион завывает в льющемся свететелеканала Россия-24и голоса телевизора кричат изрыгают волшебный      истасканный фанатичный русский исхоженный мир

он то говорит то замолкаетто рычит как лезвие грубой пилы застрявшей            во влажном тугом теле коричневой древесиныи он обращается к материкак он к ней обращался всегда пока она оставалась                              живою и даже послеон в рыке своем поет: Доча! Доча! Не уходи!так странно было всегдаон дочерью ее называл свою тяжелую жестокую                  женщину с деревянным лицоми когда она была одногрудойон с жалостью ее любилкак будто она и правда была его дочьслабая дочь с пугающими волосамикогда она уже не жилаа плыла на простынекак скомканное приведениеи вся ее женская скованность от потерянной груди      осы́палась оставив здесь только желтоватое тело

он видел ее в расстегнутой распашонкеи она в предсмертном парении уже не видела            что на люди выставлена ее безгрудая грудь                              и дикая жалкая старостьон старался прикрыть женское ее безобразьеи плакал вот так как плачут молчаливые зверии кровь с ее губ вытирали с ложечки старался вливать ее последнюю                                    жухлую водучто-то неясное вьется над бешеной степьюстепь прозревает тебярассматривает тебя тело твое и лицои беснуется беснуется на ветруночь в степи безупречнастрашная как желудок больной увечной коровыдикая как снегирь мертвый на сером сугробечто-то неясное мечется над разнузданной степьюэто и есть она голая степьона бьется в тебя

и ты ей не станешь преградойона на тебя глядит так как если ее совершенно                                    не существуетстепь поеткрасивым жестоким полотномбьется бьется без устали в окна машинывот она смотрит в тебя как сиплая нищая дочьвот она засмотрелась в тебя и это чувство тебя                        убеждает рухнуть в безбольечто-то неясное мнется над безудержной степьювот он встает в пять утра и тихо моет посудувот он идет на работу в ветре степном и ветра                                          не видитвот открывает книгу скупую войны и смертивот коллектив собирает нищее свое подаяньеизмятые полтинники и пятисоткинежное краткое подаяньена похоронына поминки

на жизнь после жизнивот он идетвот он спитвот он изнемогаетвеликолепный огромный как неистовый зверь                                    крепкий мужчинас щенячьими мокренькими глазамивот он идетвот он идетвот сердце его погибаетчто-то неясное мнется над траурной степьювот он глаза закрываетна маленьком твердом диванена котором моя мать умиралатяжелый осиротевший мужчинавот он спит вот он спитвот он спит и рычит во сневот он спитэто Андрейвот Андрей