Рандеву

Тут же, на месте, пока Мишель продолжал спокойно разглядывать меня в ожидании ответа, я приняла решение. Да, пусть приходит. Но не за тем, о чем он думает. Я расскажу ему о своих чувствах к мужу и к детям. Объясню, что не хочу подвергать семейную жизнь опасности, не желаю рискованной связи ни в настоящем, ни в будущем. События последних дней укрепили меня в том, что надо дорожить тем, что имеешь, и беречь его.

— Да, — сказала я. — Приходи.

Сквозь расположенное высоко под потолком зарешеченное окно размером не больше обувной коробки в камеру проникает оранжевый свет заходящего солнца. Меня радует это маленькое окошко. Оно остается единственной реальностью, когда время идет, а я то дремлю, то снова просыпаюсь, и мысли с бешеной скоростью проносятся у меня в голове.

Уму непостижимо, как я смогла всем лгать, как легко у меня это получилось.

Всю свою жизнь я ненавидела обман, разные интриги, изворотливость. Женщины, изменяющие мужьям с их лучшими друзьями, мужчины, которые говорят, что должны допоздна работать, а сами развлекаются с секретаршами… Ведь эти стереотипы возникают не на пустом месте. Такое случается очень часто, и порой кажется, что весь мир только этим и занимается. Там, где мы жили раньше, амурные делишки обычно недолго оставались тайной. Я слушала подобные рассказы, возмущаясь поверхностностью отношений и той легкостью, с какой люди, которые должны были быть вместе в горе и в радости, снова и снова обманывали друг друга. И это семейные пары, в которых муж и жена, по слухам, любили друг друга, растили детей и в радужной перспективе должны были вместе состариться.

Такие связи не бывают случайными, их сознательно и активно ищут, потому что в браке чего-то не хватает. Чего-то существенного. Например, уважения или надежности. Ведь тошно без конца слышать, что тебе надо похудеть, что у тебя слишком короткие волосы либо чересчур длинные, или появились морщины, или ты недостаточно хороша в постели. А может быть, и все это вместе, упакованное в «шуточки» супруга, отпускаемые им на вечеринках и семейных праздниках во всеуслышание, когда он выпьет лишнее. Или наоборот, потому что муж перестал быть ослепительным образом — полубогом, которого ты когда-то в нем видела, а когда чары в рутине повседневной жизни рассеялись, он оказался просто человеком, который, как и ты, прибавляет в весе, без конца сидя на диване перед телевизором и переключая программы, может быть капризным и несправедливым. Это же так обидно, что весь остаток дней можно провести в тоске по чувству — сильному, всепоглощающему, блаженному, возмутительному, на грани опьянения, чувству любви.

Что-то в этом духе. Я всегда думала так.

До Мишеля.

16

— Как дела?

— Все в порядке. Бастиан и Изабелла гостят у Эрики и Герарда в Сент-Илере.

— А ты?

— Я осталась из-за Пирата. С собаками в кемпинг нельзя. Но, откровенно говоря, я не очень им занята. Просто решила воспользоваться сложившимися обстоятельствами и отдохнуть. Как твоя мать?

— Лучше. Она потихоньку восстанавливается. Очень медленно, но врачи надеются, что последствий не будет. Мы с отцом тоже на это надеемся. Она тут ругается, как грузчик в порту. Оказывается, это хороший знак.

Он откашлялся. Я молчала.

— Голландия — это сущий бедлам… Вчера меня опять оштрафовали, и только потому, что на парковке не работал счетчик. И льет как из ведра. Ужасно! Скорей бы домой. Как там с погодой?

— Как обычно. Солнце.

— Прекрасно. Послушай, Симона, раз маме лучше, я, наверное, вернусь уже завтра. Позвоню тебе, как только узнаю, в котором часу прилечу, ладно?

— Хорошо.

— Я люблю тебя.

— Я тебя тоже.

Я положила трубку и посмотрела на часы. Девять. Парни уехали в восемь. По моим расчетам, Мишелю нужно полчаса, чтобы добраться до дома. Ему надо будет принять душ, переодеться и опять ехать сюда. Вряд ли он появится раньше десяти.