– Мой сын сейчас за границей с воспитателем. Не хотите ли зайти к нам на обед, мистер Сминтон, и провести приятный вечер в нашем маленьком тихом доме? Джеймс такой проказник, точная копия отца… Я не имею в виду мистера Ливсона. Бедняжка, он был слишком добр, но так и не сделал ни одного ребенка – ни мне, ни кому-либо другому. Герти все известно, но мы ваше имя никогда не упоминаем. Теперь-то я догадываюсь, что вы и есть тот самый «студент», который соблазнил ее тряпками и воспользовался ее неопытностью. Хотя она так и не назвала вашего имени.
– Это все и правда очаровательно, но, мои дорогие дамы, я приму ваше приглашение лишь при одном условии: вы должны пообещать, что мы будем как одна счастливая семья, свободная от всякой зависти и ревности.
– Можете не беспокоиться, мистер Сминтон. У нас теперь все общее – и мысли, и слова, и дела. Скажу больше, мы и наша дорогая подружка леди Твиссер – как три любящие коммунарки, относящиеся к секретам других, как к своим собственным.
– Вы говорите о той самой леди Фэнни Твиссер, которая разошлась с мужем, поскольку тот не мог поверить, что имитатор члена стал отцом ее сына?! – воскликнул я.
– Господи, мистер Сминтон, опять ваши следы. Да сколько ж у вас детишек? Теперь я уверена, что именно вы сделали ребенка дорогой Фэнни. Мы немедленно дадим ей телеграмму, чтобы и она тоже пришла к нам на обед.
Возбужденные, они подвели меня к своей персональной карете, и вскоре мы уже подъезжали к дому миссис Ливсон на Корнуэлл-роуд в Южном Кенсингтоне. Герти провела меня в комнату, чтобы я привел себя в порядок перед обедом, и мы решили, что, как только слуги отправятся спать, мы устроим настоящее любовное пиршество. Вскоре прибыла и леди Фэнни; увидев меня, она со слезами на глазах заключила меня в жаркие объятия, уверяя, что я был источником ее единственной радости в жизни (ее сын теперь учится в Оксфорде).
Во время обеда и после него мы предавались воспоминаниям о прежних временах, и я с гордостью посматривал вокруг – словно петушок в окружении трех любимых курочек, которые с любовью и волнением ищут его внимания. Страстные взгляды хорошенькой миссис Ливсон откровенно говорили о силе ее сладких воспоминаний, а леди Фэнни, сидевшая рядом со мной, время от времени поглаживала под столом мой упрятанный в брюки член, отвечавший на ее прикосновения легкой дрожью.
Наконец нам принесли кофе, и слуги были отпущены.
– Наконец-то! – воскликнула наша хозяйка, вскочила со стула и, подбежав ко мне, обвила руками мою шею. – Наконец мне представился случай поцеловать отца моего ребенка. С каким трудом я сдерживала себя в присутствии слуг! Дорогой Джеймс, вы принадлежите всем нам, и мы все жаждем утешения со стороны вашего удивительного, неутомимого друга. Скажите, кто из нас будет первой? Уверяю вас, никакой ревности с нашей стороны не будет.
– Но, мои дорогие возлюбленные, как я могу угодить всем? Ведь я уже не тот, каким был несколько лет назад.
– Доверьтесь искусству Герти. Она посвятила нас в секрет бальзама Пинеро, и у нас есть немного этого напитка на тот случай, если в нем возникнет необходимость. Просто удивительно, как вам удалось изменить наши (мои и Фэнни) представления о нормах нравственности, а ведь мы были такими образцами добродетели! Мы не смогли забыть те уроки любви, которые вы нам преподали. А теперь, когда мы с дорогой Герти обе овдовели, мы находим для себя тихие удовольствия. Мальчик Фэнни спит со мной и полагает, что у него необыкновенно сладостная и тайная связь. А мой Джеймс возвращает любовные ласки матери моего возлюбленного, а покинутая Герти удовлетворяет иногда свои желания с обоими одновременно. И тем не менее никто из них не разглашает свою связь со мной и с Фэнни. Ну, как там поживает наша драгоценность? Для первого раза вам, надеюсь, бальзама не потребуется? – сказала она, доставая из моих штанов вожделенный орган и страстно целуя его.
Затем наступила очередь леди Фэнни, а за нею – очередь Герти, чьи страстные ласки живо напомнили мне о нашей первой встрече. Я готов был вот-вот кончить, но сдержался и, попросив их раздеться донага, сам подал пример. Член мой все это время пребывал в состоянии наилучшей эрекции.
Бросив на ковер перед камином перину из гагачьего пуха и несколько подушек, они выстроились передо мной во всей своей ослепительной нагой прелести, словно богини перед Парисом во время спора о яблоке. «Выбирайте любую из нас», – воскликнули они и со смехом начали кружиться вокруг меня.