Ранее живые люди

– Аксёнов, я и сам в молодости дни рождения справлял, однако, почему-то не поднимал рук на начальников и не называл их бородатыми говнодавами! – Голос Левина далеко разнёсся по пустым коридорам института. – Пётр Фомич старый, заслуженный человек. Он профессором стал, когда тебя ещё на свете не было! Как он теперь в коллективе покажется? Ты хоть вообще понимаешь, что наделал? – Левин встал и, опершись ладонями об стол, сверху посмотрел на Андрея.

На миг Андрею показалось, что в глазах профессора промелькнуло отражение дыбы и стола с неприятными инструментами непонятного назначения, но спустя секунду наваждение пропало.

– Извиниться он хотел. Не нужны ему твои извинения, ему уважение необходимо! Как ты сам понимаешь, из института я тебя уволил. С этим ничего не поделаешь. – Левин замолчал.

Казнь состоялась, дробь прекратилась, и палач молча смотрел, как тело дёргается на верёвке.

Андрей встал и, посмотрев Левину в глаза, сказал:

– Я все понял, Валерий Михайлович. До свиданья. Спасибо, что приняли меня. – Он уже собрался пойти к выходу, однако Левин остановил его.

– Погоди, сядь на место.

Верёвка порвалась и, уже почти мёртвое, тело снова обрело способность дышать. На заднем плане зазвучала жизнерадостная музыка, и Андрей послушно опустился на стул.

– Пётр Фомич хоть и злой был на тебя, но сказал, что как специалист ты неплох и из тебя может, в конце концов, что ни будь получиться. Однако и в институте оставить я тебя не могу. – Левин опять замолчал и подошёл к окну.

– Мне тут позвонили, – спустя какое-то время продолжил он, – короче, военным, в какую-то их лабораторию, требуется микробиолог. Контракт на три года. Работать надо будет где-то в глубинке. С зарплатой обещают не обижать. Поработаешь, чтобы не потерять квалификацию, а потом обратно ко мне.

– А Пётр Фомич?

– Пётр Фомич в следующем году на заслуженный отдых собирается, так что…

Предложение Левина было слишком уж неожиданным, и поэтому Андрей не мог сразу так взять и согласиться.

– Можно мне до завтра подумать?

– Но не дольше. Завтра позвони в любом случае.

Выйдя из института, Андрей отправился бродить по городу.

Погода была прекрасная. На небе не было ни облачка и солнце, пользуясь этим, излило за день на город все своё тепло, превращая улицы в раскалённую сковородку, однако к вечеру жара спала, и небольшой ветерок приятно дул в лицо.

Зайдя в ИришПаб, Андрей не торопясь выпил кружку Гиннеса и набрал номер Вики.

– Вика, это я…, – начал он, услышав в трубке Викин голос.

– Аксёнов, больше мне не звони. Никогда. – Перебила она, не дав ему закончить фразу. – Между нами все кончено. Можешь трахаться с кем угодно, душить кого угодно, мне наплевать. Все.

В трубке раздались короткие гудки.

Андрей ещё раз набрал Викин номер, потом ещё раз. После второй кружки он набрал номер Валерия Михайловича и сказал:

– Валерий Михайлович, я подумал, в общем, я согласен.

– Вот и отличненько. Я тебе сейчас адрес скину, завтра подойди с утра, скажи, что от меня. Я позвоню.

В Кондопогу Андрей прибыл в ночь с четверга на пятницу. Хотя официально его работа начиналась только в понедельник, он решил приехать заранее, о чем и предупредил своих работодателей. У вагона его ожидал человек в военной форме, который оказался и водителем, и носильщиком, и провожатым. Попытки хоть как-то завязать с ним разговор ни к чему не привели, и, выслушав около десятка односложных – да и нет, Андрей прекратил задавать вопросы.

Комнату в общежитии, уже приготовленную для Андрея, можно было даже назвать уютной. Она немного напоминала недорогой гостиничный номер и совсем не напоминала ту комнату в общаге, где Андрей жил во время учёбы с ещё тремя бедолагами. Здесь, по крайней мере, на стенах были обои, а на потолке висела настоящая люстра. Также порадовало наличие собственного санузла и отсутствие следов пребывания клопов и тараканов.

– Завтра, в восемь тридцать, от общежития отходит автобус к комплексу, постарайтесь не опоздать. Да, и возьмите с собой все документы, – на прощанье сказал ему провожатый, удивив Андрея столь чётко сформулированным предложением, состоящим более чем из двух слов. Затем он резко, как на плацу, развернулся и, чуть не строевым шагом, принялся спускаться по лестнице. После чего Андрей был предоставлен самому себе.

Разобрав вещи и приняв душ, Андрей стоял у окна и смотрел на скупо освещённую улицу. Ветви деревьев, раскачиваясь от сильного ветра, уже начали сбрасывать свои листья, и те выделялись на темной земле яркими точками. Пятна света, образованные немногочисленными фонарями, делили ночь на две половины, в одной из которых было все ясно и понятно, а была похожа на путь в полную неизвестность. Андрей все ещё не мог решить для себя: правильно или неправильно он поступил. Может, надо было остаться и ещё раз попробовать поговорить с Викой? Или попытаться найти работу в Москве и не ехать к черту на кулички? Он ещё долго стоял и смотрел на улицу, занимаясь душевным самоистязанием и одновременно жалея себя.