Раневская в домашних тапочках. Самый близкий человек вспоминает

Поздравления сыпались одно за другим, когда сестра ушла, на звонки отвечала я. Благодарила, сообщала, что это не сестра, а я, и записывала, кто позвонил. Было много незнакомых имен. Почтальонша приходила несколько раз и каждый раз с целой кипой телеграмм. А дня через три-четыре начнут приходить письма с открытками, у сестры огромная переписка. Незнакомые люди пишут ей, она им отвечает, те пишут снова… Некоторые письма – как маленькие повести, в которых люди рассказывают о своей жизни. Кое-что сестра мне зачитывает. Мне очень интересно. Завидую. Тоже хочу получать много писем. Письма – моя слабость. Ах, какие письма писала я сестре сорок лет назад… И хоть бы одно дошло! Про Россию рассказывали страшное, я верила и не верила, давилась слезами и писала: «Милая моя Фанечка, давай забудем все наши смешные размолвки и больше никогда-никогда не будем ссориться. Напиши, куда я могу выслать тебе деньги и какая сумма нужна тебе на дорогу…» А потом настали черные дни, когда все мы почти поверили, что сестры нет в живых. А кто бы не поверил? Там творилось такое… «Я вышел из пекла», – сказал мне один капитан, и по глазам его было видно, что он нисколько не преувеличивает. От сестры не было весточек, в империи все воевали против всех, как могла слабая женщина уцелеть в этой войне? А буржуазное происхождение? Сашу Кульчицкого расстреляли только за то, что он был сыном действительного статского советника и внуком адмирала. Наш отец, несмотря на всю его доброту к своим работникам, с точки зрения новой власти был эксплуататором, а стало быть, контрреволюционером. Это сейчас, к счастью, страсти улеглись, я сама была свидетельницей тому, как люди совершенно спокойно говорили о своем дворянском происхождении. Но тогда… Газеты писали такое… Страшно вспомнить, что мы все пережили. Недаром же считается, что неизвестность хуже плохих известий. Начинаешь придумывать, изводишь себя… Но довольно о грустном в такой радостный день, а то получается по пословице – начала за здравие, а кончила за упокой. Я подумала, что столь радостное событие надо отметить, и позвонила Ниночке, чтобы посоветоваться. Она сказала, чтобы я не забивала себе голову ерундой, потому что отмечать будем не дома, а в ресторане. Так оно впоследствии и вышло. Я напомнила Ниночке про Ваганьковское кладбище. Договорились, что пойдем туда в понедельник, если будет хорошая погода. Я так счастлива, так рада за сестру! Теперь она может спать спокойно, потому что заслужила высшее признание. Я уже спрашивала и знаю, что выше народной актрисы звания нет. «Есть еще «корифей советского театра», но его присваивают только посмертно», – сказала сестра. Пусть она его получит через сто двадцать лет, но чтобы получила! Жаль только, что квартиру побольше сестре вряд ли дадут. Ну и пусть! В сравнении с двумя крошечными комнатками Ниночки, эта квартира – дворцовые покои. Я уже привыкла к ней, к дому привыкла, к соседям, к магазинам, к месту… Не хочу ничего менять, но отчего бы не помечтать, как мы живем на улице Горького в большой пятикомнатной квартире, у каждой своя гардеробная, у сестры отдельный кабинет, где она может репетировать, у нас огромная ванная, а не нынешнее корыто, и кухня будет просторной. Впрочем, при отдельной гостиной кухня может быть и небольшой… Мечты мои мечты. Я неисправимая мечтательница. Плохо мне – я мечтаю, хорошо мне – я мечтаю. Вся моя жизнь – мечта, ожидание чего-то радостного. Жду, жду…

06.03.1961

Чувства не переполняют меня, они готовы меня разорвать!!! Вот к чему, на самом деле, сходился пасьянс! Вот почему меня так тянуло на поиски Анечкиной могилки, которую мне так и не удалось найти! Не могу сегодня ничего писать, слова путаются, чувства путаются, хожу, как пьяная. Сестра не верит мне, думает, что я, следуя ее примеру, решила ее разыграть.

Не-ве-ро-я-тно! Но это случилось! То и дело щиплю себя за ногу, желая убедиться в том, что я не сплю.

07.03.1961