Читаем Раневская в домашних тапочках. Самый близкий человек вспоминает полностью

Упросила сестру взять меня с собой на ее творческий вечер. «Разве я тебе дома еще не надоела?» – спрашивала она, но в конце концов уступила. Клуб рентген-института (каких только нет институтов!) находится довольно далеко от нас, но за нами прислали машину с очень вежливым водителем Виталием. Он довез нас быстро и бережно, развлекая по пути остроумными анекдотами с легким налетом фривольности. Если бы мне можно было бы помолодеть наполовину, то я бы позволила себе влюбиться в него. Виталий отметил наше сходство, на то сестра сразу же заявила: «Выступать у вас сегодня будет Изабелла Георгиевна. У меня по расписанию вечер в Колонном зале». Виталий поначалу не понял, что она шутит, и испугался – как же так, ведь мы же договаривались. Я успокоила его. Сестра сказала: «Ничего, вот послушаешь разок-другой, и начнем работать на пару. Это же в два раза больше денег». Меня поначалу пугало слово «клуб», потому что в разговорах я несколько раз слышала уничижительное «клубная самодеятельность», и клубы рисовались мне чем-то таким, не очень благоустроенным и большим. Но этот клуб оказался весьма достойным. Настоящий театр со сценой, залом, мягкими сиденьями и, что важнее всего, с превосходной acoustique

[85]. Сестра говорила негромко, совершенно не напрягала связки, но ее было хорошо слышно во всем зале. Сестра прочитала «Индейского петуха», два стихотворения А.А., рассказала о своих ролях, а потом начались вопросы. Меня приятно удивило, что вопросы и сейчас принято задавать в старой манере – путем записок. Я почему-то считала, что их станут задавать вслух с мест, а это в некотором роде сбивает выступление с ритма. Говорить должны только на сцене и никаких реплик из зала, с этим классическим правилом я полностью согласна. Очень удивили вопросы. Публика в зале собралась интеллигентная (медицинский научный институт), поэтому ничего такого не спрашивали, но среди вопросов попадались не совсем деликатные. «Были ли вы замужем?» – «Почему вы не снялись в «Иване Грозном?» – «Правда ли, что вы племянница Чехова?» Про замужество сестра ответила: «Была и есть – за театром!» Ей аплодировали. Насчет «Ивана Грозного» ответ был уклончивым: «не все зависит от нас», а о родстве с А.П. сестра ответила так: «считаю себя его духовной дочерью», и ей снова аплодировали. Ей много аплодировали, и вообще атмосфэра в зале была очень теплой. На вопрос про Алису Георгиевну, Ниночкину tante
[86], сестра отвечать не стала. Сказала: «А вы пригласите ее, она вам сама расскажет». Вечер получился замечательный. Я нисколько не пожалела, что поехала. Жалею, что не бывала на вечерах сестры раньше. Я увидела актрису Раневскую, актрису, а не свою сестру Фаину, и увидела ее не в гриме, не в образе, а такой, какая она есть на самом деле. Такой, какой я ее не знала. Отношение мое к сестре немного изменилось, стало каким-то возвышенным, что ли. Не почтительным, а именно возвышенным. Виталий отвез нас обратно. Дома сестра спросила, понравилось ли мне ее выступление. Я ответила утвердительно в самых превосходных степенях.

– А что не понравилось? – неожиданно спросила сестра.

– То, что не было пианино и ты не пела, – сказала я.

– Не хватало мне еще представлять тапершу! – фыркнула сестра. – Чего доброго, еще и пропаганду буржуазного мещанства припишут. Ко мне и без этого постоянно пристают. А почему вы читаете Ахматову? А почему вы не читаете Твардовского? Я отвечаю, что читаю то, что считаю нужным, а Твардовский у меня в печенках сидит, потому что мы живем по соседству. Ах, как бы я хотела жить по соседству с Анной Андреевной! Ты знаешь, что бы она сказала, увидев, как я представляю тапершу во время встреч с публикой? Она бы сказала: «Фаиныш, как это на вас похоже». Но я не хочу петь на вечерах. Второй Обуховой я все равно не стану.

24.12.1961

Перейти на страницу:

Все книги серии Сокровенные мемуары

Петр Лещенко. Исповедь от первого лица
Петр Лещенко. Исповедь от первого лица

Многие годы имя певца, любимого несколькими поколениями советских (и не только советских) людей, подвергалось очернению, за долгие десятилетия его биография обросла самыми невероятными легендами, слухами и домыслами.Наконец-то время восстановить справедливость пришло!Время из первых уст услышать правдивую историю жизни одного из самых известных русских певцов первой половины ХХ века, патефонной славе которого завидовал сам Шаляпин. Перед нами как наяву предстает неординарный человек с трагической судьбой. Его главной мечте — возвращению на родину — не суждено было сбыться. Но сбылась заветная мечта тысяч поклонников его творчества: накануне 120-летия со дня рождения Петра Лещенко они смогли получить бесценный подарок — правдивую исповедь от первого лица.

Петр Константинович Лещенко

Биографии и Мемуары / Документальное
Раневская в домашних тапочках. Самый близкий человек вспоминает
Раневская в домашних тапочках. Самый близкий человек вспоминает

Эта книга полна неизвестных афоризмов, едких острот и горьких шуток великой актрисы, но кроме того вы увидите здесь совсем другую, непривычную Фаину Раневскую – без вечной «клоунской» маски, без ретуши, без грима. Такой ее знал лишь один человек в мире – ее родная сестра.Разлученные еще в юности (после революции Фаина осталась в России, а Белла с родителями уехала за границу), сестры встретились лишь через 40 лет, когда одинокая овдовевшая Изабелла Фельдман решила вернуться на Родину. И Раневской пришлось задействовать все свои немалые связи (вплоть до всесильной Фурцевой), чтобы сестре-«белоэмигрантке» позволили остаться в СССР. Фаина Георгиевна не только прописала Беллу в своей двухкомнатной квартире, но и преданно заботилась о ней до самой смерти.Не сказать, чтобы сестры жили «душа в душу», слишком уж они были разными, к тому же «парижанка» Белла, абсолютно несовместимая с советской реальностью, порой дико бесила Раневскую, – но сестра была для Фаины Георгиевны единственным по-настоящему близким, родным человеком. Только с Беллой она могла сбросить привычную маску и быть самой собой…

Изабелла Аллен-Фельдман

Биографии и Мемуары
«От отца не отрекаюсь!» Запрещенные мемуары сына Вождя
«От отца не отрекаюсь!» Запрещенные мемуары сына Вождя

«От отца не отрекаюсь!» – так ответил Василий Сталин на требование Хрущева «осудить культ личности» и «преступления сталинизма». Боевой летчик-истребитель, герой войны, привыкший на фронте смотреть в лицо смерти, Василий Иосифович не струсил, не дрогнул, не «прогнулся» перед новой властью – и заплатил за верность светлой памяти своего отца «тюрьмой и сумой», несправедливым приговором, восемью годами заключения, ссылкой, инвалидностью и безвременной смертью в 40 лет.А поводом для ареста стало его обращение в китайское посольство с информацией об отравлении отца и просьбой о политическом убежище. Вероятно, таким образом эти сенсационные мемуары и оказались в Пекине, где были изданы уже после гибели Василия Сталина.Теперь эта книга наконец возвращается к отечественному читателю.Это – личные дневники «сталинского сокола», принявшего неравный бой за свои идеалы. Это – последняя исповедь любимого сына Вождя, который оказался достоин своего великого отца.

Василий Иосифович Сталин

Биографии и Мемуары

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное