Раневская в домашних тапочках. Самый близкий человек вспоминает

L’occasion fait le larron[146]. Решила наконец-то взяться за ум и перестать есть то, что мне есть не стоит. Но как удержаться, имея такие богатые запасы? Сколько ни крепись, а все равно уступишь соблазну. Придешь на кухню с намерением выпить «пустого» чаю или же кофе, и сама не заметишь, как уже что-то жуешь. А между тем все это чревоугодие плохо сказывается на самочувствии. Но, к сожалению, с соблазнами ничего поделать нельзя. От них не избавиться по двум причинам. Нельзя иметь пустые полки, потому что гости приходят часто, почти каждый день, и без угощения, хотя бы самого скромного, обойтись невозможно. Вдобавок, нерегулярный характер здешней торговли побуждает покупать помногу, с запасом. Сестра подшучивает надо мной, говорит, что попросит врезать замок в кухонную дверь и станет держать ключ у себя.

19.10.1962

– Об актерском тщеславии сказано столько, что и повторять незачем! – сестра только что прочла фельетон, в котором обличали очередного зазнавшегося артиста. – Но только один раз за всю свою жизнь я видела, чтобы артист умер от того, что ему не аплодировали.

– Не та тема, чтобы шутить, – говорю я. – Никто еще не умирал от этого.

– Умирал! – грустно отвечает мне сестра и вздыхает. – Это случилось в Баку, в двадцать седьмом году. Играли мы «Сигнал», эту пьесу давно уже не ставят. Ничего особенного – белые, красные, много действующих лиц, можно занять всю труппу. Я играла генеральскую сестру по имени Муза, а один из актеров, Петр Николаевич, играл Браилова, начальника штаба красных. Тем, кто играл красных, тогда аплодировали гораздо больше, чем тем, кто играл белых. А Петр Николаевич был видный мужчина, играл хорошо, с душой и к аплодисментам привык заслуженно. И вот однажды пришли к нам делегаты какой-то не то партийной, не то профсоюзной конференции. Мы начали играть – реакции никакой. Сидят тихо, смотрят на сцену, ни на что не реагируют, суровые каменные лица. Нам, конечно, стало не по себе, но что поделать – играем. Доиграли, занавес опустился, в зале тишина. Потом зашумели, ногами зашаркали – уходят. Все мы, конечно, расстроились, неприятно, тем более, что играли мы хорошо, выкладывались. Пьеса не ахти, но определенный простор для творчества там был. Петр Николаевич очень расстроился. Покраснел, за сердце схватился, вздохнул и ушел в гримерную. Сел там и умер, сердце не выдержало. А потом Сергей узнал, в чем дело. Оказывается, что эти делегаты приехали из каких-то отдаленных уголков. Они никогда не были в театре, не знали, что там полагается аплодировать, и не понимали по-русски.

– Зачем же они тогда пришли в театр? – удивляюсь я. – Что за чушь!

– Если мне не веришь, то поднимись на третий этаж и спроси у Сергея! – сердится сестра. – У них было запланировано мероприятие по линии культпросвета, вот и они пришли в театр! Такие вот дела. Ни одна революция, к сожалению, не обходится без жертв, даже культурная. Тогда объявили культурную революцию, приобщали народ к культуре в обязательном порядке.

21.10.1962

Что за день такой? Разбила свой любимый чайник, ошпарила ногу кипятком, рассыпала сахар, порезала палец! «Когда не везет, зубы об творог ломаются», говорят про такие дни. Хотела выйти во двор, подышать свежим воздухом, но в такой неудачный день боюсь выходить из дому. Свою порцию свежего воздуха можно получить и через открытую форточку.

26.10.1962

Куба, морская блокада, агрессивные замыслы американцев. Только об этом и пишут, только об этом и говорят! Ужасно боюсь, как бы не началась новая война. Сестра говорит, что повод не тот, я ей на это отвечаю, что убийство несчастного эрцгерцога Франца Фердинанда тоже когда-то казалось «не тем поводом». Даже отец наш поначалу был уверен, что Россия не ввяжется в войну с Австрией и Германией. «Трем этим империям предначертано держаться друг друга, – говорил он. – Их так много всего связывает – и люди, и капиталы». Не помогли ни капиталы, ни люди, война все-таки началась. Ниночка рассказала, что вчера под Москвой упал самолет, погибло не то 10, не то 12 человек. Удивляюсь тому, как скоро она узнает все то, о чем не пишут в газетах? Впрочем, у нее очень широкий круг общения, у меня давно уже создалось впечатление, что вся Москва знает Ниночку, а она знает всю Москву.

28.10.1962

Не читаю газет, не слушаю радио. Виделась с Nicolas, зашла ненадолго к Светлане, читаю «Братьев Карамазовых». Чтение весьма надрывное, но превосходно отвлекает от современных событий, а большего мне и не надо. Nicolas

заметил, что я немного похудела. Это действительно так, потому что в последнее время я стараюсь есть понемножку и воздерживаюсь от тяжелой пищи. Алт из калт[147]. 70 лет это 70 лет, и как бы я ни храбрилась, сколько бы себя ни подбадривала, а цифры эти все время перед глазами. Надо вести себя соответствующим образом. Завидую Nicolas. Он старше меня, но выглядит бодрее. Так и должно быть, он мужчина и занят делом, а я – скучающая бездельница. Советская rentier[148].

30.10.1962